Завещание рыцаря

Во всём это лесу на десятки километров был только один курган. Всю ночь я забирал к северу — и вышел к Горелой Могиле. Это получалось почти смешно, и я вдруг вспомнил карту. На юго-восток от кургана, километрах в десяти — деревушка Разгуляй. Солнце постепенно будет смещаться к востоку — если я пойду, всё время держась к нему лицом, то выйду к деревне. Часа через четыре. Если и промахнусь, то ненамного. От облегчения я ослабел и понял, что никуда не уйду в ближайший час. Мне просто необходимо было хотя бы просто посидеть и отдохнуть… но сначала взобраться на курган. Там ветерок и нет комаров…

Почти ползком я втащил Энтони наверх и какое-то время сидел рядом с ним, прислонившись спиной к дубу и тупо созерцая лесную опушку внизу, встающее солнце и речушку, текущую вдоль леса метрах в двухстах от подножья кургана. Потом в голове зашевелились кое-какие мысли, напрямую связанные с урчанием в животе. В наборе среди прочего имелись леска и крючки. Правда, там нет наживки, но можно попробовать на листик. Плохо только, что был дождь — после сильного дождя клёв так себе… а вдруг повезёт? Я достал коробочку и принялся сооружать импровизированную удочку.

ГЛАВА 26

У меня страшно болели руки. Плечи ныли тупой болью, а запястья резало, словно ножами. Кроме того, почему-то не получалось достать ногами до земли. Запах дыма забивал ноздри, горло схватывало спазмами. Что со мной произошло?

Помню, что со своей «удочкой» я спустился к речушке, прошёл метров сто по течению. В заливчике наклонился в воде посмотреться, понял, почему так плохо вижу — из тёмного зеркала на меня глянула опухшая, перемазанная кровью харя вурдалака. Глаза заплыли. Ндас, комары…

А вот потом? Что было потом? Наклонился. Посмотрелся. И?…

Я открыл глаза. И тут же захотел закрыть их снова, чтобы вернуться назад — в любой, самый жуткий момент нашего путешествия. Хоть обратно в ночной лес. Но закрывать глаза было уже бесполезно — насмешливый голос поинтересовался:

— Очнулись, молодой человек?

Дымом тянуло от костра — предосторожность от комаров, в огонь были умело положены сухие и сырые веточки вперемешку, костёр не потухал, но дымил здорово. Скрестив ноги, около него сидел и жрал правой рукой жареную рыбу Витёк. Левой он помочь себе не мог — запястье покрывал уже несвежий бинт. Бедный подонок вряд ли когда-нибудь ещё сможет пользоваться этой рукой в полную силу — мягкая пистолетная пуля наверняка порвала сухожилия и раздробила кость. Витёк и сейчас кривился — и явно не от косточек в рыбе. От запаха, пробившегося сквозь пелену дыма, у меня свело живот голодной судорогой.

Сергеич стоял около дерева, скрестив на груди руки и рассматривая меня с насмешливым интересом. Третьего их сообщника я не видел — наверное, охранял лагерь. Около большого вяза лежали рюкзаки.

А на втором дереве — кажется, тоже вязе — на толстом коротком сучке, висле я. Сучок проходил между скрученных в запястьях рук, от моих ног до травы под ними было полметра. Солнце припекало тихий лес, вокруг было зелено и красиво, а я висел в бандитском лагере совершенно голый и абсолютно беспомощный.

И от мысли о моей беспомощности мне сделалось страшно.

Попробуйте себе представить, что вы в руках человека, о котором совершенно точно знаете, что он бандит и убийца. Добавьте к этому свою полную невозможность сопротивляться. Приплюсуйте сюда мысль, что надеяться на помощь нельзя — никто о вас ничего не знает. И — для полноты картины! — ожидание и мысли о том, что с вами сделают. Ну как? От страха по всему телу у меня выступил липкий пот, и Сергеич это заметил:

— Да ты не бойся… Лучше «здравствуй», скажи, давно ведь не виделись, не разговаривали…

— Ну и слава богу… — выдавил я. — Я бы и дальше обошёлся…

— Да ты что, злишься? — почти искренне удивился Сергеич. — Это ты брось. Ты меня картечью чуть не ухлопал, я же не злюсь… Ну перехитрили мы вас. Ну догадались, что к кургану пойдёте, даже если тебе этого англичанина на себе нести придётся — вы же упорные ребята…

Несмотря на ужас ситуации мне стало смешно. И досадно одновременно. Если бы этот паразит знал, что мы сюда забрели случайно, а вовсе не от упорства — он бы вообще заплясал от радости!

— Нету здесь клада, — сказал я и не удержал стона — боль в руках росла.

— А где он? — вкрадчиво поинтересовался Сергеич.

— Вообще нету его! — зло (от боли) крикнул я. И непроизвольно добавил: — Да снимите же! Больно!

— Повиси пока, — улыбнулся Сергеич. А Витёк пробурчал, глядя на меня тупыми глазками:

— А ежли его нету, чего вы сюда припёрлись? Комаров кормить?! Говори, где второй щенок, морда эта иностранная!

Он сказал не «морда», нго ругательство я пропустил мимо ушей, потому что изумился до такой степени, что забыл про боль. Они не нашли Энтони?! Неужели были настолько тупы, что не поднялись на курган?!

— Нам только с ним поговорить надо, — снова начал Сергеич. — Ты скажи, где его оставил, когда рыбку ловить пошёл — и гуляй. Сразу отпустим. А если не скажешь. — он улыбнулся, — мы ведь тебя пытать будем. Больно и долго…