Заветная вода

Петр проследил, куда смотрит непрошенный помощник контрразведки, и сразу, к своему ужасу, обнаружил несколько личностей, которые вызывали — на первый взгляд — веские подозрения. Ему уже чудилось нечто немецкое в нордической надменности светловолосого, с квадратной челюстью мужчины, который высокомерно рассматривал в окно платформы с одинаковыми, как под копирку нарисованными, бронеавтомобилями — скошенный корпус с заклепками, короткий обрезанный ствол, большие колеса. Ему уже мнилась шпионская сноровка в пронырливом старичке, который, облизывая губы, шнырял между зевак. Ему померещился иноземный лоск в томной, нездешней манере зрелой красавицы — странно бодрой, без покорности, отличавшей взмыленных и выжатых, как лимон, путешественников, застигнутых несчастьем. Но у него все же отлегло от сердца, когда Сеня безразлично перебрал всех колоритных персонажей по одному и отвернулся в сторону. Он уже подумал, что гроза миновала, как Сеню все-таки что-то задело.

— Этот, — проговорил мальчик напряженным, немного севшим голосом. — Он не такой, как надо… нехорошо.

Петр попытался оценить Сенину проницательность и в очередной раз понял, что реальность в голове несчастного мальчика искажается довольно причудливо. Человек, от которого Сеня даже немного попятился в сторону, был законченно свой, коренной и точно не имел ни малейшего отношения к какому-либо чужому государству. Это был деревенский мужичок лет пятидесяти — в выцветшей полотняной рубахе, в засаленном картузе, с бородой, не знавшей ухода, с глазами, ушедшими в глубокую путевую медитацию, — который сидел в пыли у оштукатуренной вокзальной стены и иногда рассеянно пожевывал губами. Петр, увидев, как причудлив Сенин выбор, рассмеялся, а следом за ним рассмеялась Ксения Дмитриевна, и даже Тома тоненько захихикала.

— Он считает вагоны, — обиделся Сеня. — Не видите?..

Но ему пришлось подчиниться мудрой компании, которая увела его подальше от греха в относительно безлюдное место. Бросая через плечо прощальный взгляд на колхозника, вросшего в стену, Петр лишь на долю секунды удивился невозмутимости и хладнокровию мужичка, который не мог не заметить, что его нескромно разглядывают и что городские бездельники нахально смеются над ним. Ему подумалось, что такие безучастные народные философы — соль земли, — которых война вырывает из нутра страны, и служат залогом, что враг обломает об их землю зубы, наточенные в предыдущих походах.

Безделье весь день действовало на Сеню как тонизирующий напиток. Петр уже благодарил судьбу, что она в нужный час послала ему на помощь устойчивую Ксению Дмитриевну и милую субтильную Тому, которая служила своеобразным громоотводом, безотчетно демпфируя все тревоги и заботы их компании. Он думал, что в одиночку не обуздал бы сумасшедшего мальчика, который постоянно куда-то исчезал, после чего так же неожиданно возвращался. Петр, утомленный этим неуемным детским садом, дрогнул и махнул рукой на то, что Сеня в любой момент может исчезнуть, и без упорной, закаленной в полевой жизни Ксении Дмитриевны ему пришлось бы туго. Один раз она заметила Сеню, оторвавшегося от надзора, когда несносный мальчик уже совсем было прибился к теплушке, вокруг которой прохаживались, зевая, покуривая и греясь на солнышке, новообращенные солдаты. Сенины жесты, с которыми он надоедал бойцам, не допускали двойного толкования: он просил его подвезти, и Петр, глядя на действо со стороны, уже готовился пресечь попытку бегства, но его опередил щекастый старшина, который, злобно блестя маленькими, близко поставленными глазками, решительно навел порядок в подразделении и прогнал приблудного просителя прочь. Вдоволь потопав ногами по земле, влажной после вчерашнего дождя, и убедившись, что угрозы его покою больше нет, старшина переключился на личный состав, заорал на расслабленных остановкой воинов во всю мощь молодецких легких и орал до тех пор, пока не обеспечил каждому лежебоке какое- нибудь полезное занятие.

Слегка раздосадованный Сеня вернулся к опекуну, будто ничего не случилось, но Петр — в воспитательных целях — последовал примеру старшины и как следует выругал неуправляемого подопечного. Ксения Дмитриевна поддакивала ему по мере сил.

— Как можно… — Поползновение внести смуту в привычный армейский порядок возмутило ее до глубины души. — У них устав, их накажут за вольности… видишь, уже наказали.

— Они бы взяли, — вздохнул Сеня, отмахиваясь, как от мухи, и от ее назиданий, и от громогласного гнева своего поводыря. — Они как телята… не понимают, что война. Они еще люди… добрые.

— Зато начальник недобрый, — усмехнулся Петр, провожая глазами крепкую спину старшины, который одним прыжком вскочил в вагон. — Сейчас наведет шороху.

Провернулись вагонные колеса, эшелон тронулся и начал набирать скорость, выползая из ровных рядов цистерн и навесных платформ. Ксения Дмитриевна, задумавшись, притихла и скорбно провожала глазами состав, который покидал живых, взяв смертельный курс на инфернальный запад.