Настороженный Петр, который притаился за окном, в свою очередь замер на вагонном матрасе, боясь, что у него защекочет в носу или что к горлу подступит кашель. Его раздирали противоречивые желания — с одной стороны, хотелось выйти из купе, чтобы не вникать в чужую тайну, — с другой стороны, как опекуну поврежденного в уме человека, ему, естественно, хотелось знать его секрет. Впрочем, выходить из купе было уже поздно.
— Я еду к Сталину, — сказал Сеня серьезно, и Тома разом подавилась слезами. — Для него — вода, вот… фляжка, видишь? Особая вода… в ней сила духа. Чтобы держался… слабину не давал. А то пропадем все.
— Что же он, — пролепетала Тома, — без твоей воды не сможет? Сам знает, что к чему.
— Вдруг не сможет, — вздохнул Сеня. — Поди узнай… Кто его слышал? Молчит… война неделю идет, а он еще ни слова не сказал.
До Петра, которого ужаснули миссионерские идеи спутника — что случись, никакой диагноз не спас бы ни дурного визионера, ни его сопровождающего от неминуемых и свирепых кар, — параллельно дошло, что сумасшедший мальчик констатирует неопровержимый факт. Он перебрал в уме все, что до сих пор передавали по радио: он слышал, как тягуче сообщал о войне Молотов, как чеканил сводки Совинформбюро Левитан, но сам Сталин еще не выступил и ничего внятного про то, как Красная армия отразит немецкий удар, не сказал — и оставалось надеяться, что, пока они доедут до Москвы, Сталин, конечно же, неоднократно выступит и произнесет все слова, подобающие главе государства, на которое напал безжалостный враг.
Мимо, крутя колесами и дымя во все стороны, прочухал мощный "Э" — и за ним поплыли одна за другой низкие платформы с зачехленными гаубицами. Пока обездвиженный Петр автоматически пересчитывал стволы и обдумывал, как бы сразу по приезде поискуснее сдать сумасброда профессору Чижову, пока их не взяли под патронаж граждане, не обязанные верить врачебным справкам и бумажкам, в тамбуре раздался бодрый голос Зинаиды Осиповны.
— Любовь? — хохотнула она.
Вместо ответа Сеня невнятно задал собственный вопрос:
— Может, помочь? Без дела нехорошо.
Зинаида Осиповна заливисто рассмеялась:
— Неудобно? Придумаю — не жалуйся потом!
Петр, который опасался, что Сеня пройдет прямо в купе, увидит открытое окно и сразу догадается, что его тайна раскрыта, обрадовался, что сейчас Сене придумают занятие и у лазутчика есть время, чтобы замести следы преступления. Пока он возился с окном, объявили, что поезд отправляется, и Зинаида Осиповна пронзительно закричала мешкающей паре, которой грозила участь остаться на вокзале:
— Скорее, заходим! Бегом!
Мария Тихоновна и Прохор Николаевич подскочили, выбрались из укрытия и смешно, то и дело отскакивая от кого-нибудь, кто бежал вдоль состава, заторопились к поезду. Их отталкивали на каждом шагу, и была угроза, что им не хватит нескольких метров, чтобы вскочить в вагон, и что поезд тронется без них. Но все же в последний момент они успели схватиться за поручень, и Петр, которого издалека взволновали мучения странной четы, расслабился и облегченно выдохнул.
Соседи вошли, когда за окном проплывал вокзал, и запыхавшаяся Мария Тихоновна держала на ладони оторванную в спешке пуговицу. Петр был доволен, что досадная остановка наконец закончилась, но его внутренняя смута бросала на отъезд тень сожаления, что он расстается со славными, незнакомыми ему лицами — с женщинами, железнодорожниками, деповскими рабочими, офицерами, солдатами. Переполненный вокзал со всей окрестной инфраструктурой: вагонами, мачтами, проводами, трубами, складами, колесными парами, платформами, пристанционными лабазами, составами на путях — выглядел мирным и, несмотря на смятение, безмерно далеким от войны. Квинтэссенция размеренной внестоличной жизни. Вчерашний разговор с Захаром Игнатьевичем — среди их полуночного бдения — казался Петру сном на границе реальности и бреда. Кажется, говорили про шпиона… какой тут, между смирных жителей — обитателей старых домов, деревенских изб и бараков — может быть шпион? Откуда?.. Сеня между тем где-то застрял. Петр слегка насторожился, но потом у него отлегло, когда он услышал неприятный, как скребок по жести, голос своего попутчика:
— Нет, давайте я вам помогу… если чего надо. Поделаю что-нибудь.
— Что, милый? — рассмеялась в ответ Зинаида Осиповна. — Ехать скучно? Отдыхай! У меня работы-то все нечистые, противные! Грязное белье перетряхивать и туалет мыть. Не понравится?..