Заветная вода

Женщина делала свое дело быстро и ловко. Появилась сумка, Петр вздрогнул, ощутив под мышкой лед ртутного градусника. Остатки еды были сдвинуты на край столика, их место заняли коричневые аптекарские бутылочки, в купе запахло йодом и морем. Обследование происходило четко, как по нотам, и Петр безропотно покорился всему, что с ним делала эта женщина — он глотал порошки, расстегивал рубашку и не возражал, когда она спустила с него брюки, осматривая шов.

— Растрясло. — Она подвела черту под осмотр и выговорила Зинаиде Осиповне, которая, почуяв начальственную хватку, оробела и держалась в сторонке. — Что вы подняли панику? Фашист только и ждет, что мы потеряем самообладание. Шов в порядке. Я дала жаропонижающее. Чем скорее он приедет домой, тем лучше. Я, конечно, присмотрю… но только до Омска. А вы без фокусов! Сама скажу бригадиру… где бригадир?

— Спасли, — прошелестел Сеня тихонько.

— А, молодой человек, — спохватилась докторша. — Сейчас вас посмотрим…

На Сенину кровоточащую бровь лег кусок пластыря. Наведя в купе безупречный порядок, докторша исчезла, и вокруг, как показалось Петру, воцарилась благодатная, приятная тишина, нарушаемая лишь скрежетом колес на поворотах. Озноб пропал. Он медленно опоминался. Мария Тихоновна, еще косясь на него и успокаивая нервы, мелкими глотками пила чай. Петр услышал, как недалеко в коридоре недовольный Прохор Николаевич строго сказал:

— Что это вы, уважаемый. Как можно поднимать шум, если вы сами не врач.

Ему ответил отчетливый, с прекрасной дикцией, невозмутимый баритон, который, как определил уже приноровившийся Петр, принадлежал Андрею Ильичу.

— Я не за себя беспокоился. Я, знаете ли, пуганая ворона. Супруга покойница, — голос Андрею Ильича театрально дрогнул, — умерла от тифа. За Зинаиду волновался. Если что — ей первой на амбразуру идти, она же при исполнении…

Петр почувствовал, что лихорадка отпустила его. Он уже не мечтал о шубе и перинах. Поезд гудел, продираясь сквозь километры тайги на запад, откуда ползла навстречу едкая кислота, разъедающая все живое на своем пути. Мария Тихоновна и Прохор Николаевич, сидя рядом на койке, сочувствовали заботливому Андрею Ильичу, который трогательно ухаживает за своей мужиковатой избранницей. Добропорядочная пара прощала внимательному кавалеру, пережившему личное горе, и опрометчивые шаги, и лишнюю мнительность.

После очередной станции заглянула пристыженная Зинаида Осиповна.

— Получше? — с фальшивой бодростью спросила она, лично удостоверяясь, что пассажиру, который доставил ей хлопоты, действительно стало лучше. — Может, чаю? Лучшее лекарство от болезней. Вот беда! И в стране беда… и у каждого свои беды. Сейчас гражданин в соседний вагон садился — говорит, по радио сказали: под Шауляем немцев побрали в плен, а они все пьяные. Так вот Гитлер их держит! Скорее бы передавили всех…

Она хотела было развернуться и выйти, но обнаружила Сеню и издевательски усмехнулась, показав черную щербину отсутствующего зуба.

— Что, работник? Сбежал от туалета-то? А Андрей Ильич вымыл — ничего… не побрезговал.

Она хохотнула и ушла. Петр заметил, что Сеню, который сидел у него в ногах, крупно передернуло, и он забеспокоился, что теперь недавние пациенты пристанционной больницы вполне могут поменяться местами и что с малахольного Сени станется выкинуть аналогичный номер. Обморок, припадок, что угодно — и измученный, мокрый от пота Петр еще не чувствовал себя в полноценном строю, чтобы помогать больному как здоровый.

Поэтому он сжался и бессознательно — закрываясь от возможных трудностей — потянул на себя одеяло, накрылся с головой и пригрелся, но через некоторое время спутник затормошил его довольно бесцеремонно.

— Вставайте, — проговорил Сеня, и Петру не понравились синюшные мешки под глазами мальчика. — Проводите меня.

— Куда?… — пробормотал Петр, уже уставший от крутых поворотов, в которые их заносила Сенина самобытность. Он беспомощно оглянулся по сторонам, ища поддержки.

Соседей в купе не было.

— Туда. — Мальчик тянул его в туалет. — Я боюсь. Он тут не просто — он за мной.

— Кто? — у Петра застряли на языке слова, которыми он намеревался смешать возмущение и малоприличную шутку в итоговый комментарий.

— Этот… Андрей Ильич. Он враг. Опасный враг — сильнее меня. Дедушка велел работать, что дадут — я профилонил, он смог. Он на все готов… я жидче его, получается…

— Сбесился, ты, что ли… — протянул Петр, который прилежался к ватным комкам матраса и теперь ему категорически не хотелось вставать. Но он напомнил себе про долг перед Сеней, добившимся, что их обоих не ссадили с поезда на таежной станции, и со вздохом потянулся на выход.