Зависть богов (СИ)

Вот так без утайки и стеснения он все Корделии и выложил. К тому же умненький мальчик успел почитать в инфранете статьи о нравах и традициях «DEX-company», ознакомился с мнением киборговладельцев об этой конторе, чьих «любимцев» ловцы изъяли по доносу соседей или завистливых родственников, а также нарыл сведения о том, что происходит с этими якобы разумными киборгами. Нет, опять же, Генри-младшего судьба Мартина не заботила. Что с ним сделают после изъятия, куда отправят и на какие запчасти разберут, юного наследника не интересовало. Скорей всего он очень живо, в красках, представил госпожу Корделию с плазменной винтовкой в руках. Вот голодным хищником падает с небес флайер с гербом Трастамара на корпусе. Вот из флайера выскакивает Корделия и начинает палить по окнам их родового замка. И по обитателям замка тоже.

Там, в лесу, она их подростковую банду слегка напугала, подстрелив пса. Но в замке она псом не ограничится. Она отыграется по полной. Вероятно, Генри-старший не подумал о последствиях потому, что ему не довелось лицезреть свою элегантную соседку с винтовкой. Для Монмута-отца все рассказы об участии Корделии в военных действиях — не более чем досужие разговоры. А вот Генри-младший ее с оружием видел, видел, как уверенно она этим оружием пользуется и как непринужденно пускает его в ход. Видел и уверовал. Потому и выпросил у подружки видеофон.

Корделия выслушала сбивчивую исповедь наследника и подивилась такой разумности. Мальчик не глуп. В меру циничен и расчетлив.

— Мне надо подумать, — коротко ответила Корделия, прерывая звонок.

Ей в самом деле необходимо подумать. В сущности, ничего нового Генри-младший ей не сообщил. Его отец уже уведомил ее в своих намерениях, а сын подтвердил, что намерения обрели статус конкретных действий. Итак, он все-таки сделал это. Теперь очередь Корделии. Что предпримет она?

Вновь соблазнительная перспектива побега. Сделать это прямо сейчас? Быстро одеться, загнать недоумевающего Мартина во флайер и улететь в Перигор. Уже оттуда связаться с Ордынцевым, вызвать «Подругу смерти». Пусть бросают этот бестолковый форум и летят сюда, к Аттиле, на всех парах. Дымбовски с Фицроем не маленькие. Как-нибудь доберутся. А потом сидеть в своем перигорском особняке, как в крепости, и вздрагивать от малейшего шороха.

В любой другой ситуации Корделия подняла бы брошенную перчатку. И бросила бы в ответ свою. Но это раньше. Раньше, когда ей некого и нечего было терять, когда она никого и ничего не боялась. Теперь у нее есть Мартин и она… боится. Впервые за много лет. Боится не за себя, ей «DEX-company» ничего не сделает. Она боится за того, чья жизнь стала средоточием ее ответственности. «Мы в ответе за тех, кого приручили…» Страх за другого, за чужую жизнь глубже и мучительней. Этот страх как изнуряющая болезнь, живет где-то в костях и царапает, гложет. Страх новой утраты, страх безвременья. Вот почему побег это первое, что пришло ей в голову. Материнский инстинкт. Схватить за шкирку и бежать. Как кошка из горящего дома.

После гибели «Посейдона» она лишилась даже этого инстинкта. У нее словно вырвали сердце, вернее, чисто и аккуратно удалили хирургически. Вместо сердца у нее было что-то другое, какой-то исправно действующий протез, имплантат из плоти и крови, неутомимый, бесчувственный. Этот протез давал только имитацию сердечной деятельности. Главным действующим лицом стал рассудок, захвативший власть над телом, подобно процессору в голове киборга. Там, где главенствует рассудок, страху нет места. Остаются разумные сомнения, трезвые оценки и учет возможных последствий. Полная рационализация. Ей это нравилось.

Как легко стало жить! Она ни к кому не привязана, никем и ничем не дорожит. Она свободна. А потом все изменилось.

Чего она добивалась, выкупая за безумные деньги издыхающего киборга? К чему был этот неожиданный альтруизм? Какой-то неясно прорисованный бизнес-план. Догадка. Приключение. Она объяснила это Мартину, как жажду обрести спокойствие, избежать угрызений совести. Она не лгала. Она и в самом деле в это верила, когда говорила. Потому детектор и не поймал ее на лукавстве. Но к моменту их разговора она была уже другой, она уже приняла Мартина как неотъемлемую часть своей жизни, она уже к нему привязалась, она… полюбила. Это же так называется? Любовь? Корделия ненавидела это слово.

Люди оправдывают этим словом самые низменные порывы. Затерли это слово до неузнаваемости. Из золотой монета стала медной, с зеленью по краям, с неразличимым номиналом. Корделия избегала этого слова. Пусть лучше будет привязанность, привычка, ответственность. Только не любовь, в ее нынешнем, пустом, нечистом значении. Она вспомнила слова Мартина: «Если люди называют это любовью, то какова же тогда ненависть?» Почти неосознанно Мартин перефразировал Ларошфуко «Если судить о любви по обычным ее проявлениям, она больше похожа на вражду, чем на дружбу».