Зависть: теория социального поведения

Я допускаю, что всегда будут существовать люди, получающие удовольствие от того, что они вызывают зависть у других. Вещи, которые используются для этой цели, называются предметами роскоши. Однажды один антрополог рассказал мне, что когда его переводчика-туземца, получавшего за свою работу хорошие деньги, спросили, что он будет с ними делать, тот ответил: «Я куплю себе самый большой барабан, который сумею найти, и буду бить в него в деревне. Тогда все будут завидовать мне». Это очень старое представление – подтверждающие его примеры можно найти в античности, – что единственная причина для того, чтобы позволить себе что-нибудь, состоит в том, чтобы заставить других завидовать, показать им, что ты больше и лучше, чем они, что ты на самом деле превосходишь их. Таким образом, сам по себе предмет, его цена и полезность не имеют совершенно никакого значения по сравнению с мотивами его владельца – по крайней мере, так утверждал в конце 1920-х гг. итальянский социальный критик Адриано Тильгер (1887–1941), обрушиваясь с язвительными нападками на роскошь капиталистической эры: «Роскошь вредна только тогда, когда она состоит в умонастроении… человека, который присоединяется к данной группе людей исключительно для того, чтобы использовать их как фон, на котором он может позировать в качестве более породистого животного. Например, чистые рубашки в Средневековье и на протяжении большей части Нового времени были подлинными предметами роскоши. Но сегодня человек, надевающий с утра чистую рубашку, не ощущает, что это делает его выше других. Сегодня человек, который извлекает из рубашки ядовитое чувство превосходства, – это тот, кто надевает шелковую рубашку, которую он купил, чтобы другие ему завидовали…»[364]

Это определение «роскоши» и подозрений, на которых оно основано, все еще встречается и в наши дни. Но откуда критик знает, кто хочет вызвать у других зависть и действительно ли ему завидуют? Представляется вероятным, что критик делает эти заключения на основании того, что он узнал в результате интроспекции.

Не правда ли, только очень завистливый человек может придерживаться такого взгляда на роскошь? Как можно решить, почему человек покупает дорогую машину: потому, что он считает ее лучшим и не требующим забот вложением денег на ближайшие восемь лет, или потому, что он хочет, чтобы другие ему завидовали? Даже в Америке мне встречались люди, которые отказывались от покупки автомобиля определенной марки, хотя она была бы вполне разумной, только из-за того, что они были убеждены в том, что другие увидят в этом попытку вызвать у них зависть. Совершенно так же поступают те американские родители, которые не хотят посылать ребенка в частную школу, несмотря на то, что она явно лучше и готова предоставить ему стипендию. Ненужное, бессмысленное, демонстративное и легкомысленное расточительство в большинстве его форм и проявлений представляется мне предосудительным так же, как и любому профессиональному критику роскоши. Но я также осознаю, насколько сложно установить какие-либо абсолютные критерии. То, что кажется роскошью одному человеку, для другого будет единственно разумным выбором, сделанным на основании соображений качества и долговечности предмета. Там, где один человек купит самое лучшее пианино, другой предпочтет раз в жизни отправиться в кругосветное путешествие. Как только граждане позволяют властям ввести законы о роскоши, это открывает широкие возможности для всяческих придирок и ограничений, основанных на зависти.

«Нескромное потребление»

Однако вопрос о том, каково реальное отношение к роскоши, гораздо сложнее. В общем и целом в наши дни даже самых страстных демократов и эгалитаристов мало беспокоят некоторые проявления роскоши. Например, в США между 1961 и 1963 гг. можно было наблюдать, как критики общества изобилия из прессы и академического мира сразу втянули свои когти, как только президент Кеннеди и его жена ввели в Белом доме стиль жизни королевских особ, который, как все отмечали, намного превосходил все то, что до сих пор было в традициях американской республики. Внезапно та же самая расточительность, только в гораздо большем масштабе, которую совсем незадолго до этого клеймили как социальный раздражитель в местном промышленнике или торговце автомобилями, стала оцениваться как приемлемая в человеке, на четыре года избранном главой государства.