Belle mignonne, нечего сказать. Отвратительный череп, украшенный лентами. И свечки в пустых глазницах, капающие воском. В своей тяге к мертвым королева не уступала супругу.
– И все же что-то мне в этой кукле не нравится. Я заметила, даже ваш хирург был в замешательстве.
– Подозреваю, Клод попросту раздосадован, что не он придумал куклу. И вообще его роль в ее создании была весьма скромной. Он склонен считать идею своей, хотя на самом деле она моя. А Лефевру нравится быть в центре событий. Любит он, когда воздают почести его уму.
– Возможно. А может, он считает всю эту идею неприемлемой. Почему кукла одета как принцесса?
Людовик снова нахмурился и стал облизывать пальцы.
– Жанна, у меня создается ощущение, словно ты завидуешь девушке, сделанной из железа и золота. Ну почему ты постоянно стремишься испортить мне удовольствие? Почему бросаешь тень сомнения на занятие, забавлявшее меня столько недель и отвлекавшее от мрачных мыслей?
В ее животе зашевелилась холодная змея страха.
– Я вовсе не желаю портить вам удовольствие. Я только…
– Жанна, я хорошо тебя знаю. Только потому, что ты не была причастна к этому замыслу, ты относишься к нему с пренебрежением и пытаешься найти мне какую-то другую хитроумную игру. Пока я очень доволен куклой Рейнхарта. По сути, она приносит мне больше радости, чем моя нынешняя фаворитка.
Жанна почувствовала, как ледяной ужас переместился у нее из живота в грудь.
– Простите меня, mon bijou[30]
. Я ничуть не сомневаюсь в гениальности вашего замысла и его воплощении. Я всего лишь пытаюсь вас защитить.Людовик протянул руку, запачканную куриным жиром:
– Я не желаю слушать твое мнение на этот счет. Я и не ожидал, что женщина способна оценить подобный шедевр. Особенно женщина без научного образования.
Маркиза проглотила слова, так и просившиеся на язык. На самом деле она прочла немало книг по анатомии и механике. Ее личная библиотека была набита книгами на эту тему. И все – в переплетах из марокканской кожи, с золотым тиснением. По правде говоря, обо всем этом она знала больше Людовика. Но вслух не произнесла ни слова. Мнения Людовика никогда не оспаривались открыто.
Король отвернулся от нее:
– Давай больше не говорить об этом, иначе ты побудишь меня сказать такое, о чем мы потом оба пожалеем. Прошу тебя, постарайся не быть такой утомительной.
В горле Жанны застрял комок, слепленный из гнева и страха. Ей казалось, что после смерти Вероники она наконец-то окажется в безопасности. Но словно в кошмарном сне, эта девица вернулась, став более могущественной, чем при жизни.
Глава 22
Ей не хотелось ни говорить с доктором Рейнхартом, ни тем более смотреть на него. Он неделями скрывался в мастерской, и все это время Мадлен искренне считала, что он скорбит по умершей Веронике. А он… создавал эту «вещь», это извращение, жалкое подобие его умной, жизнерадостной дочери. Мадлен не сумела разгадать замысел Рейнхарта, и теперь Камиль скажет, что она провалила задание.
Слава Богу, ее поселили очень далеко от Рейнхарта: в комнатенке под дворцовой крышей, где хватало места для двух кроватей, комода и таза для умывания. И даже эту комнатенку ей пришлось делить с местной служанкой. В мансардной тесноте, далеко от изысканных духов и свечей из пчелиного воска, апельсиновых деревьев в кадках и ваз с цветами, господствовали настоящие запахи Версаля. Здесь пахло застарелой мочой, немытыми телами, свечным салом и дерьмом. На полах – повсюду грязь, будь то заскорузлые каменные плиты или неструганые доски. Простыни на кровати неизвестно когда в последний раз стирали; из белых они превратились в серые. Мадлен вдруг поймала себя на мысли, что чем величественнее резиденция, тем теснее помещения для слуг; чем богаче хозяева, тем ниже они ценят жизни тех, кто им служит.