Заводная девушка

Лабиринт оказался живой изгородью из кустов бирючины, посаженных строгими рядами. Дю Оссе, не сбавляя шага, вела Мадлен вдоль зеленых стен, мимо золоченых статуй Эзопа и Купидона и целого стада бронзовых животных. Так они вышли к фонтану, окруженному множеством птиц. Вскоре Мадлен поняла: это были не настоящие птицы, а искусно раскрашенные фигурки ласточек, стрижей, воробьев, малиновок, на которых свирепо поглядывала сова. Из-за изгороди вышла женщина в сиреневом платье, с сиреневым зонтиком и крошечной собачкой. Это была мадам де Помпадур.

– Благодарю, Оссе. Вы свободны.

Женщина кивнула и пошла обратно.

Помпадур опустила на землю скулящую собачку.

– Ну вот мы и снова встретились, моя мушка. – Она улыбнулась, но глаза глядели холодно, излучая странный блеск. – Ты ведь не знала, что это окажется она?

– Нет. Совсем не знала.

На мгновение Мадлен вновь охватила оторопь, как вчера при виде Вероники, превращенной в диковинную куклу.

– Как ты думаешь, что могло толкнуть доктора Рейнхарта на создание такой куклы? Это ведь ненормальная затея, согласна?

– Горе порой сильно меняет людей, – чуть подумав, ответила Мадлен.

– Я это прекрасно знаю, однако нахожу особо странным, учитывая, что Вероника умерла совсем недавно. Какими были отношения Рейнхарта с дочерью?

– Мадам, я не совсем понимаю ваш вопрос, – ответила Мадлен, не зная, насколько откровенной ей стоит быть с Помпадур.

– Меня интересует, насколько они были близки. Если не ошибаюсь, она работала вместе с отцом? И он ее обучал?

– Да, мадам.

Почему королевскую фаворитку это так интересует?

– Рейнхарт не из тех, кто допускает до себя людей. В том числе и дочь. Вероника десять лет провела в монастырской школе, вдали от отца.

– Это мне известно. – Помпадур помолчала, затем спросила: – Скажи, ее смерть сильно по нему ударила?

– Кажется, да. Он еще больше замкнулся в себе.

– «Кажется, да». То есть ты не уверена, так ли это было на самом деле.

Мадлен кусала нижнюю губу. Можно ли делиться с Помпадур недавно появившимися мыслями, рассказывать о картинах, поднимавшихся из бездонной ямы воображения? Ей вдруг показалось, что мадам де Помпадур открыла ей черепную коробку и заглянула внутрь.

– Какие подробности смерти Вероники тебе известны?

– Очень немногие. Я лишь знаю, что ее сбила карета. Кучера так и не нашли.

– Что еще?

– Больше ничего.

– Но ты подозреваешь, что тут не все так просто. Ты сомневаешься, рассказывать ли мне, поскольку считаешь эту тему опасной.

«У этой женщины ум работает быстрее, чем у карточного шулера», – подумала Мадлен.

– Поначалу я боялась, что Веронику похитил человек… ну… тот, кто похищает парижских детей.

– Однако сейчас ты так не думаешь.

– Я даже не знаю, что и думать.

Мадлен хотелось, чтобы кто-то ей рассказал, поскольку собственные мысли были нелепыми и пугающими.

– Мушка, начнем вот с чего. Кто тебе рассказал о смерти Вероники? Откуда исходила вся эта история?

История? Неужели трагедия с дочерью Рейнхарта – всего лишь история?

– Мне рассказал доктор Рейнхарт. Мне и другим слугам. Он ходил на опознание тела.

– А его уведомила полиция?

– Наверное. Доктору передали записку, чтобы он немедленно шел в Басс-Жоль.

– Ты видела записку?

– Нет.

Она ведь и не подумала взглянуть. Какая дура! В тот момент Мадлен была настолько расстроена исчезновением Вероники, что забыла о своей всегдашней бдительности и наблюдательности. Ее тогда словно подменили.

Помпадур кивнула. Прищуренные глаза продолжали внимательно смотреть на Мадлен.

– Все это ужасно. Такая невосполнимая потеря. – Помпадур как-то странно улыбнулась и, склонив голову набок, с любопытством посмотрела на Мадлен. – Скажи, а откуда у тебя этот шрам на лице? Правильнее спросить не так: кто тебя им наградил? Клиент?

У Мадлен вспыхнули щеки. Помпадур знает. Сама будучи величайшей куртизанкой, она знает, кем была Мадлен. Знает все или почти все.

– Да, мадам. Очень давно.

Маркиза кивнула:

– Эти мужчины! Они знают, где нас побольнее ударить… А сейчас тебе пора возвращаться к хозяину. В час он снова будет показывать куклу.

* * *

Второе представление состоялось в той же гостиной, что и вчера. Стены, увешанные шпалерами, серебряные зеркала, тяжеловесные портреты надменных королевских особ в бархатных одеждах. У Мадлен Версаль одновременно вызывал восхищение и отвращение. Гостиные, сверкающие золотом, знать, усыпанная драгоценностями, лакеи в пудреных париках. Свой особый суетливый мир. А всего в нескольких лье люди умирали от голода. Схожие чувства Мадлен испытывала и к кукле. Что-то заставляло ее снова и снова смотреть на творение Рейнхарта, и каждый раз ее обдавало страхом. Ей хотелось, чтобы кукла исчезла. С места, куда ее поставил Рейнхарт, она видела лишь спину куклы. Возникало ощущение, будто это ее хозяйка сидит за столом, готовая обмакнуть перо и начать писать. Подойти ближе ей было невыносимо. Видеть, как кукла дышит и двигается, когда настоящая Вероника лежала в гробу, замороженная во времени.