Заводное сердце. Девочка из ниоткуда

– Я скажу, – начала Варя, терпеливо дослушав до конца, – что Мастера – не всемогущие. И они… Нет, дай мне договорить! Они сами по себе и не станут тратить свои способности на обычных людей. Но ты – совсем не такой.

– А какой? – спросил Захар с деланым равнодушием.

– Ты хочешь помогать. Хочешь сделать мир лучше. Все твои изобретения – они не для тебя, а для того, чтобы другим жилось легче. Например, чтобы женщины не надрывались на домашней работе.

– Ну а зачем еще изобретать? – смущенно пробормотал мальчишка.

– Незачем. Какой смысл в этих сферумах и прочих игрушках, какая от них польза? Изобретатель должен думать о тех, для кого изобретает, – так мой папа всегда говорил. Поэтому он и разозлил Магистра. Не хотел создавать оружие и поющих механоидов.

– Мерзко это все, – сжал кулаки Захар.

Друзья немного помолчали.

– Пока не стало совсем темно, – подала голос Варя, – давай посмотрим на твою субтеррину изнутри.

– Вон там сбоку лестница. Я тебе помогу.

Но подняться по ступенькам Варя не успела. Со стороны фабрики донесся глухой рев громогласа:

«Жителям Цареграда и любых волостей Гардарики! Его Императорское Величество Павлентий Первый желает видеть у себя юных и подающих надежды изобретателей, инженеров и механиков. Двенадцатого числа первого зимнего месяца, в полдень, все, кто считает себя достойными, могут явиться на прием в Императорский дворец и продемонстрировать свои изобретения. Его Величество выберет лучших для учебы в Цареградском университете».

Громоглас зашипел, а Варя так и застыла, поставив ногу на нижнюю ступеньку лестницы:

– Императорский дворец – это же…

– В Цитадели, – кивнул Захар. Он сдвинул брови и принялся кусать ноготь на большом пальце.

– Это значит, что пустят всех, кто принесет новое изобретение?

– Но у нас ничего нет!

– Ни за что не поверю, что у тебя в голове – ни одной задумки.

– Не меньше полусотни, – мальчишка вскинул голову. – Но двенадцатое число уже через… – Он принялся загибать пальцы: – Через неделю!

– Ты все успеешь. Мы больше не участвуем в конкурсе, все что нам нужно – попасть в Цитадель.

– И то верно. Я давно хотел сделать одну штуковину… – Захар уже загорелся новой идеей.

– Вот видишь! А субтеррина…

– На нее времени понадобится больше, – нехотя кивнул мальчишка. – Да и как мы курс проложим под землей? Ты права, запасной план куда лучше.

– Я постараюсь помочь! – Варю тоже охватило радостное и беззаботное настроение. Казалось, что, как только появился план, все сложности уже остались позади. – Расскажешь, что ты придумал?

– Лучше я покажу, – мечтательно произнес Захар. – Набросаю для тебя эскиз.

– Но это ведь будет не прибор для дома?

– Нет. С очередной «Чудо-стиркой» нас ни в какой дворец не пустят, это я уже понял.

– Тогда что? – Стало совсем темно, и друзья торопливо шагали к выходу со свалки, стараясь не налететь на очередную гору стального хлама. С неба повалились крупные снежные хлопья.

– Увидишь, – ответил мальчишка с довольной улыбкой.

Глава 5 Донос

Глеб постучал в дверь кабинета, но ему никто не ответил.

– Отец?

Снова тишина. Юноша переступил с ноги на ногу и повернул ручку. В комнате – никого. На столе в беспорядке лежат какие-то бумаги, несколько листов упало на пол.

Когда утром после бала Глеб вернулся домой, отец смерил его долгим презрительным взглядом и процедил:

– Я разочарован.

Вот и все. «Я разочарован». Два простых слова, но прозвучали они так, что Глеб подумал – лучше бы отец кричал, лучше бы обозвал идиотом или даже ударил. Все что угодно – только не это брезгливое равнодушие.

Больше они не разговаривали. Полковник вел себя так, словно Глеба не существует. Смотрел сквозь него, не слушал, когда сын хотел что-то сказать. Сначала юноша был даже рад этому, но через пару дней уже места себе не находил. Ему стало так страшно, будто его швырнули в холодный бушующий океан.

«Подожду здесь», – решил Глеб, остановившись посреди комнаты.

Ему было не по себе – словно он не в собственном доме, а на экзамене. Хотя нет, на экзаменах юноша чувствовал себя куда лучше, пусть и волновался перед началом. Учился он хорошо, и даже самые строгие преподаватели были им довольны.