Завоевание фейри

— Если бы вы не пытались избегать боли, — я поправила повязку. Она сползла, пока я говорила, и город стало видно не менее спутанным, чем Фейвальд. Я нахмурилась. — Может, так удалось бы все предотвратить.

— Не вини ее, Элли, — слабым голосом сказал отец. — Она сделала все, что могла.

— Я не виню ее, — я поняла, что не врала. — Мы все пытались заключить сделку как можно лучше.

Вдали люди двигались в моем духовном зрении. Но меня беспокоило, что они расплетались по краям так же сильно, как фейри. Я едва дышала, подняла повязку и поправила узел.

Смех моего отца был резким.

— Лучшее в жизни не получить сделкой. Это дают.

— И что, по-твоему, тебе еще нужно мне дать? — спросила я с уставшей улыбкой.

— Будущее, — просто сказал он, но решимость в его глазах тревожила меня. Какое будущее он запланировал для меня?

Глава двадцать первая

Оказалось, Олэн смог совладать с деревней. Это меня удивило, ведь я в последний раз он был на побегушках у Экельмейера.

Страж, который встретил нас у ворот, повел нас по деревне, и я смотрела на все, пока он говорил, объясняя, что местные, кто выжил, слушались Олэна, и когда произошла Великая битва — так они звали последнее столкновение фейри и людей — они были вдали от гущи событий, пели с яркими факелами в руках. На фейри это действовало не так сильно, но они все еще старались избегать таких воинов, так что люди Олэна почти не пострадали к концу боя. Когда сэр Экельмейер умер, и его люди убежали с гор, местные собрали припасы, брошенные фейри и солдатами и стали чистить деревню.

С волшебными существами было сложнее всего. Почти все здания в Скандтоне были полны блуждающих огоньков, совогрифонов, гнезд фениксов и даже жеребят единорогов. Люди их не видели, и поймать или убить их было сложнее. Страх склонился, словно делился тайной, рассказывая, что сэр Чантер подумывал вернуть роль Охотника, чтобы попытаться подавить существ фейри.

Я не была удивлена. Не меньше десятка зданий, которые мы прошли, были сожжены.

— Гнезда фениксов, — шепнул страж. И оставшиеся были почти неузнаваемыми. Фейри везде оставили свой след: вырезали скелеты людей в цепях, висящих вниз головой, на стене пекарни, будто жуткую фреску, повесили лампы из человеческих костей с блуждающими огоньками на каждом углу, полностью уничтожили кузню и установили трирему на ее месте, украшенную на мачте женщиной-орком, душащей каждым кулаком по оленю, с потрепанными парусами из шелка, трепещущего на ветру, длинным столом в сияющей вкусной еде от края до края.

Я сглотнула, увидев еду, и в желудке отца заурчало.

— Не ешьте это, — предупредил страж. — Выглядит хорошо, но после первых людей, совершивших ошибку, остальные сделали выводы.

— Что будет, если съесть? — спросила я. Я пожалела, когда он указал на трех человек у дальнего конца стола. Я их не заметила. Они спали, опустив головы на стол, с пятнами еды у ртов. На их лицах выросли недельные бороды.

— Она зачарована. Мы не знаем, проснутся ли они. Мы знаем только, что они пока еще не просыпались.

Он был прав. Еда уже не выглядела аппетитно.

Не только трирема и пекарня изменились. Колесо, разделенное на красные и белые полоски, стояло на платформе на площади. Я поежилась при виде этого. Двери на домах заменили дверями фейри из живых змей. Деревня лишилась воды, вместо нее было красное вино. Занавески мха росли на глазах, обрамляли окна гостиницы и лавки мясника.

— Вы привыкнете, — сказал нам страж. — И мы все вернем на места. Просто требуется время.

Я ценила его оптимизм, но не думала, что со временем это место снова станет для меня домом.

По пути я сдвинула повязку, чтобы замечать все и всех, и, чем больше я видела, тем сильнее сжималось сердце. Мир смертных становился запутанным, как Фейвальд, как и сами смертные. Я не спасла их от этого. Я спасла их от завоевания фейри, но не от влияния фейри и того, как они запутались.

Я сглотнула страх от мысли.

Это не закончилось. Нет. Я думала — надеялась — что, если «одолею» сестру, это спасет мир смертных. Но, хоть мама пожертвовала собой вместо моей сестры, она ничего не спасла. Мир смертных был не лучше Фейвальда, и это означало только одно — Скуврель был прав. Если кого и спасать, то всех. Значит, мне придется умереть.

Мысль была мрачной, и я расстроилась, пока мы шли по деревне. Мне казалось, что люди отводили взгляды, если случайно ловили мой взгляд.

Ладно. Было странно держать жизнь в ладони и понимать, что ее придется отдать.

Может, я хотела умереть ради этих людей, но это не означало, что мне это нравилось.

Когда мы нашли Олэна у восточных ворот, было даже приятно видеть знакомое лицо. Он хорошо отвлекал от печальных мыслей.

Он не выглядел радостно.

— Хантер, — кивнул он моему отцу. — Элли.

Он неловко сглотнул.

— Ты… эм… останешься тут, Элли.

— Нет, — коротко сказала я.

Я могла успокоить его, убедить, что никогда не буду тут жить, что мои связи с этим местом были разорваны так, что мне не осталось места в деревне, что я почти точно должна была умереть, чтобы спасти ее, и теперь вопросом было только когда и смогу ли я сделать это, не струсив.