Принято говорить, что в наш машинный век уже не обрести ту радость мастера от умелого труда, какая была свойственна прежним столетиям. Я вовсе не уверен, что это правда: да, в настоящее время искусный мастер работает в иных условиях, нежели в пору средневековых гильдий, но по-прежнему является ключевой фигурой, совершенно необходимой в машинной экономике. Например, те, кто изготавливает научные инструменты и станки тонкой настройки; проектировщики; самолетные механики, шоферы и множество других, кто выбрал для себя ремесло, в котором можно совершенствоваться практически бесконечно. Сельскохозяйственный работник и крестьянин в сравнительно примитивных сообществах, по моим наблюдениям, счастливы не так сильно, как шофер или машинист. Верно, что труд крестьянина, возделывающего собственную землю, разнообразен: он пашет, сеет, жнет. Но он полагается на милость природы и остро сознает свою зависимость, тогда как тот, кто работает с современными механизмами, понимает их могущество и ощущает себя хозяином, а не рабом сил природы. Конечно, его работа преимущественно скучна с точки зрения многочисленных простых рабочих у станков, повторяющих механические операции снова и снова с минимумом вариаций, но чем скучнее какая-то деятельность, тем вероятнее передоверить ее машине. Предельной целью машинного производства, до которой нам, безусловно, еще очень далеко, является система, где все неинтересное делается машинами, а людям достается труд, подразумевающий разнообразие и инициативу. В таком мире труд будет менее скучным и депрессивным, чем было до сих пор, отсчитывая с изобретения сельского хозяйства. Когда возникло сельское хозяйство, люди добровольно выбрали связанные с ним монотонность и скуку, чтобы сократить риск голодной смерти. Когда они добывали пищу охотой, труд доставлял радость, о чем можно судить из того факта, что богатые по-прежнему предаются сегодня этому занятию – уже для развлечения. Но с изобретением сельского хозяйства человечество вступило в длительный период страданий, нищеты и безумия, от которых освобождается только теперь благодаря полезной деятельности машин. Сентименталистам вольно рассуждать о возвращении к земле и зрелой мудрости философски настроенных крестьян Харди[68]
, но единственное желание каждого молодого человека в сельской местности состоит в том, чтобы найти работу в городе, где можно не опасаться ветров и непогоды, где одиночество долгих зимних вечеров скрашивается приятной человеческой атмосферой фабрик и кинотеатров. Товарищество и сотрудничество – важные элементы счастья для обычного человека, и в промышленности их обрести проще, чем в сельском хозяйстве.Вера в дело выступает источником счастья для немалого числа людей. Я говорю не только о революционерах, социалистах, националистах в угнетаемых странах[69]
и тому подобных; нет, я думаю и о многих более скромных начинаниях. Люди, которых я знал и которые верили, что англичане – потерянное десятое колено, были почти поголовно счастливы, а у тех, кто верил, будто англичане – единственные потомки колен Ефрема и Манассии, восторг и вовсе не ведал границ[70]. Не призываю читателя разделить эту веру, поскольку я не могу защищать счастье, проистекающее из каких угодно ложных убеждений. По той же причине не убеждаю читателя, что люди способны прожить на диете исключительно из орехов, пусть, насколько я понимаю, эта вера неизменно стимулирует счастье у ее приверженцев. Но не составит сложности отыскать некое дело или идею более прозаичные; люди, которые искренне интересуются таким делом или идеей, обретают приятное занятие на часы досуга, в укор тем, чья жизнь пуста.