Завоевание счастья

Не столь уж далека от приверженности самым разным делам поглощенность хобби. Один из самых выдающихся среди нынешних математиков делит свое время поровну между математикой и коллекционированием марок. Полагаю, второе приносит ему утешение, когда возникают какие-то затруднения в развитии первого. Проблема с доказательством теории чисел – не единственная, которую можно обдумывать за разглядыванием марок, а сами марки – не единственное, что можно коллекционировать. Представьте, сколь обширное поле открывается воображению, когда задумываешься о старом фарфоре, табакерках, римских монетах, наконечниках стрел и орудиях из кремня! Да, многие из нас слишком «развиты» для этих простых удовольствий. Мы все увлекались ими в детстве, но почему-то решили, что такие занятия недостойны взрослого человека. Это, разумеется, ошибка; любое удовольствие, которое не причиняет вреда другим людям, следует ценить. Лично я коллекционирую реки: я получал удовольствие от того, что спустился по Волге и поднялся по Янцзы, и мне очень жаль, что так и не привелось увидеть воочию Амазонку или Ориноко. Пусть эти эмоции просты, мне за них не стыдно. Или же возьмем страстную радость поклонника бейсбола: он с жадностью раскрывает газету, а радио и вовсе дарит ему острейшие ощущения. Помню, как впервые встретился с одним из ведущих писателей Америки; по его книгам я представлял, что это будет сугубый меланхолик. Но случилось так, что в момент нашей встречи по радио перечисляли исходы бейсбольных матчей. Мой знакомец забыл обо мне, о литературе и обо всех прочих горестях нашей жизни; он восторженно завопил, когда узнал, что его любимцы добились победы. С тех самых пор я читаю его книги, не ощущая тоски и депрессии из-за страданий его персонажей[71].

Правда, причуды и увлечения во многих случаях (если не в большинстве) не приносят истинного счастья; они суть способ ухода от реальности, позволяющий на время забыть о проблеме, слишком трудной для немедленного решения. Фундаментальное же счастье более всего зависит от того, что можно назвать дружеским интересом к людям и вещам.

Дружеский интерес к людям представляет собой форму привязанности, но не ту, которая состоит в притязаниях, жажде обладания и вечных поисках сочувствия. Эта последняя форма очень часто выступает источником несчастья. А счастье приносит стремление изучать людей и находить удовольствие в их персональных качествах, стремление, признающее их интересы и радости, но без желания приобрести власть над встреченными людьми или непременно добиться их восторженного восхищения. Человек, искренне проявляющий подобное отношение к окружающим, станет источником счастья и получит в ответ порцию доброты. Его отношения с другими, легкие или серьезные, утолят его интересы и привязанности; такого человека не уязвит неблагодарность, поскольку он редко страдает от этого ощущения и фактически его не замечает. Те же идиосинкразии, которые способны довести другого до белого каления, будут для него поводом к мягкой усмешке. Он без особых усилий добьется результатов, которые другому не покорятся даже при долгом и упорном труде. Будучи счастливым сам, он окажется приятным компаньоном, и это обстоятельство сделает его еще счастливее. Но все должно быть подлинным; нельзя руководствоваться идеей самопожертвования, вдохновленной чувством долга. Чувство долга полезно в работе, но оскорбительно в личных отношениях. Люди хотят, чтобы их любили, а не терпели смиренно. Любить многих людей спонтанно и без усилий – это, пожалуй, величайший из всех источников личного счастья.

Выше я уже упомянул о дружеском интересе к вещам. Эта фраза может показаться вычурной и надуманной; мне могут возразить, что невозможно испытывать такой интерес к вещам. Тем не менее есть нечто аналогичное дружелюбию в том отношении, которое геолог демонстрирует к скалам или археолог к руинам; такой интерес должен стать частью нашего восприятия индивидов и сообществ. Возможно, кстати, ощущать интерес к вещам враждебный, а не позитивный. Кто-то может собирать факты о местах обитания пауков, потому что ненавидит пауков и хочет жить там, где их мало. Такой интерес не приносит того же удовлетворения, что и интерес геолога к скалам. Но интерес к обезличенным вещам, пусть, быть может, менее значимый для повседневного счастья, нежели дружеское отношение к нашим ближним, тоже крайне важен. Мир огромен, а наши собственные силы ограничены. Если счастье зависит целиком и полностью от личных обстоятельств, трудно не начать требовать от жизни больше того, что она в состоянии дать. А требовать слишком многого – это вернейший путь к тому, чтобы получить даже меньше, чем возможно. Человек, который способен забыть о своих горестях благодаря искреннему интересу, скажем, к решениям Тридентского собора[72] или к происхождению звезд, обнаружит, что, возвращаясь от увлечения в обыденный мир, он обрел уравновешенность и спокойствие, позволяющие справиться с заботами наилучшим образом, а одновременно еще насладился истинным, хоть и кратковременным счастьем.