Провел пальцами вдоль всего моего тела, от плеч до самых бедер. С медленным наслаждением, словно у него была вечность в запасе, он исследовал каждый изгиб и впадинку, каждую выпирающую косточку, будь то ключицы, ребра или бедра.
Изучал, выводил шероховатыми пальцами одному ему понятные линии, штрихи и завитки, как если бы я была для него чистым холстом, на котором именно сейчас он создавал новый шедевр.
Уникальный. Но временный.
Возможно, после он снова запрется в своей мастерской, пытаясь воссоздать этот шедевр на холсте. Может быть, получится. Может быть, нет. Постоянная гонка, из которой Маккамон в последнее время редко выходил победителем.
Он ловил каждую эмоцию, собирал и впитывал их, фиксируя в памяти даже самые неуловимые движения тела. Замечал, как я дрожу под его пальцами или как покрывается мурашками кожа, когда он ведет пальцем вокруг соска.
Стоило выгнуться в бедрах, как его пальцы тут же отвечали моему телу и скользили по ягодицам. Застонать и приподняться на столе, как он проводил большим пальцем по груди к животу, словно соединяя видимые ему одному линии.
Все реакции и эмоции пригодятся ему в мастерской, где будет только он и чистый холст. На котором мазками кисти придется воссоздать то, что он видел сейчас – нетерпеливую дрожь тела, искусанные губы, прикрытие от наслаждения глаза.
Сейчас все потребности его тела отступили на второй план. И если на кухне в первый раз он только проверял, не зная, чего ожидать от меня, а вчера ночью на диване действительно сгорал от страсти и нетерпения, то теперь он упивался и собственными, и моими эмоциями. Теперь действительно наполнял мифический колодец вдохновением.
Из-под полуопущенных век, когда вообще удавалось сфокусировать взгляд, я видела, что его ледяные и бесстрастные глаза горели совершенно иным светом.
Безумием, голодом. Интересом. И восхищением.
Еще никогда у меня не было такой долгой прелюдии. Никто еще не ласкал меня так изощрено, поскольку никуда не торопился и совершенно не считался с собственными желаниями.
В сравнение с тем, что делал Маккамон, все прежние ласки казались лишь грубой, неумелой и эгоистичной подготовкой к тому, чтобы мужчина смог приступить к главному. Заполучить приз, клеймить и умчаться покорять других.
Под его руками я сгорала и восставала из пепла на этом столе, под одними только его руками, которыми он ловил даже мои вздохи и стоны, вовремя проводя пальцами по влажным губам.
Желание во мне горело с такой силой, что удержать на месте бедра – было задачей невыполнимой.
К этому мигу я уже стиснула его бедра своими коленями, скрестив лодыжки на пояснице и полностью раскрываясь перед ним. И вздрагивала, когда касалась чувствительной точкой его выпирающего через одежду члена.
Предоставленная самой себе, я двигалась все быстрее, чувствуя приближение разрядки, но в тот же самый момент, когда перед глазами почти взорвались звезды, Маккамон вдруг отшатнулся. Вероятно, осознал, насколько движения моих бедер напоминали секс как таковой, просто в одежде.
Но я успела крепче обхватить его ногами, ясно давая понять, что нет, сейчас я его никуда не отпущу. Тело умоляло о секундной ласке, которая могла бы стать последней каплей.
Маккамон перехватил мои бедра, не сводя с меня безумного, сбитого с толку взгляда. И притянул к себе.
Я выгнулась дугой, буквально поскуливая от желания кончить.
Мне хотелось бешеного ритма, глубоких и резких толчков, а от напряжения и времени, застывшего на грани, по спине ползли капли пота. Но гений не позволял даже шевельнуться, чтобы коснуться его так, как хотелось, только крепко фиксировал бедра в стальных тисках, в которые превратились его ласковые невесомые руки.
Маккамон боролся с самим собой – логика против страсти, разум против инстинктов.
И через миг он разжал пальцы, отпуская меня.
Меня охватила паника, что сейчас он просто развернется и уйдет, но Маккамон медленно опустился на локти, нависая надо мной. А после ударился бедрами о мои разведенные ноги, отчего меня словно прошило током.
Судорожно перебирая пальцами, я забралась под его футболку и впилась ногтями в спину, пока перед глазами сверкали звезды. В какой-то момент, мне даже удалось снять с него эту футболку, чтобы все-таки почувствовать его крепкие объятия. Вдохнуть запах его кожи и впиться в напряженное плечо зубами в момент яркого, как комета в темном небе, оргазма.
⁂
Все-таки хорошо, что Маккамон заранее подумал о бедной азалии.
С душераздирающим скрежетом через миг после моего оргазма одна из ножек стола треснула. Стол явно создавался только для изысканных чаепитий, а не для того, что ему довелось пережить с нашей помощью.
Маккамон вовремя подхватил меня на руки, я же от испуга вцепилась в него так крепко руками и ногами, что даже после, созерцая причиненные разрушения, не спешила возвращаться на пол.
– Думаю, ты уже можешь меня отпустить, – заметил гений.