Капли барабанят по байку и шлему, стекают с кожаной одежды. Уверена, что байкер даже не смотрит на него.
Он разжимает руки в перчатках, ослабляя хватку на руле. Медленно касается шлема. Эти мягкие, неспешные движения обманчивы – именно так укротители ведут себя рядом с дикими напуганными животными.
Шлем, как оторванная голова, остается на сгибе локтя, но я продолжаю смотреть только на черное забрызганное дождем забрало.
И слышу, как он произносит твердым, как лед, голосом:
– Не нужно полиции, мистер Закси.
– А вы, собственно, кто такой, молодой человек?! – вспыхнул смотритель, хотя ему и лестно, что возмутителю спокойствия известно его имя.
– Мое имя Роберт Маккамон.
Глава 24. Особняк на холме
– О, – выдохнул мистер Закси совершенно другим тоном. – Мои соболезнования, мистер Маккамон. Жаль, что вы не смогли приехать вовремя. Мы с честью проводили в последний путь вашу матушку. Хотите осмотреть склеп?
– Позже, – сухо ответил Маккамон. – Не оставите нас одних?
Закси оглянулся, явно не понимая, что такого уважаемого человека может связывать со мной.
– Не думаю, что вам стоит вмешиваться, мистер Маккамон, – пытается отговорить его смотритель. – Мисс явно не в себе, ее родители…
– Я знаю.
Этот ответ, как удар хлыстом. Как последний рубеж.
Теперь Маккамон тоже знает правду.
Закси кивнул, что-то пробормотал на счет чая, а после мы наконец-то остались одни.
– Каждый раз, когда я здесь был, я всегда только смотрел издали, – сказал Роберт громко, перекрикивая шорох дождя. – Никогда не мог подойти к могилам ближе. Я приходил, даже несмотря на то, что мать всегда отчитывала за то, что я вообще ходил сюда. Она боялась, что люди узнают правду, и считала, что мне здесь нечего делать.
Вцепившись в газонную траву так крепко, словно меня уносило течением, я молчала.
А Роберт продолжил:
– В последний раз я стоял с другой стороны, еще дальше, но все равно видел, как ты вышла из того леса. Только после узнал, что ты сбежала из детского дома и чуть не умерла от голода из-за того, что заблудилась в заповеднике. Я почти подошел к тебе, но увидел темную машину, откуда вышли те строгие люди в костюмах, и женщину в яркой одежде, которая выбралась из нее последней. Помню, как меня поразил контраст ее одежды с твоей и всех, кто был на кладбище. Она забрала тебя с собой, а с тех пор все время успокаивал себя, что просто не смог бы подойти и извиниться, потому что тебе было не до меня. Но, знаешь, все это чушь собачья. Я просто трус. Несмотря ни на что, во мне никогда не было такого же стержня, как в тебе. А когда снова попытался найти тебя, ты уже сменила имя и уехала отсюда. Все, что я мог… Это заказать доставку цветов и чтобы другие люди смотрели за этими могилами, раз ты здесь больше не появлялась.
Капли скользили по щекам. Одежда теперь была полностью мокрой. Я посмотрела на белые лепестки пионов, словно побитые ржавчиной.
– Хочу знать, как это про… – голос, скрипучий, как несмазанная калитка кладбища, оборвался на полуслове.
Горло прожгло болью, и я закашлялась.
Сухой саднящий кашель, казалось, выворачивал наизнанку. Каждый новый вдох заставлял кашлять еще сильнее. Я давилась дождем, кашлем и слезами, и больше всего хотела расцарапать собственное горло, лишь бы этот зуд прекратился.
Роберт поднял меня с земли и крепко прижал к себе, и сотрясавший кашель вдруг перешел в плач. Глубокий, сильный, отчаянный. Я цеплялась за его кожаную куртку, разрывая противоречивыми желаниями оттолкнуть или прижаться сильнее.
Хриплый тембр его голоса обволакивал, успокаивал и согревал. Роберт водил руками по спине и мокрым волосам. Я растворялась в нем, глотая слезы, как вдруг меня словно швырнули с небес на землю.
Вскинув голову, уставилась на него, чувствуя, как в глазах закипают слезы.
Как он смеет говорить мне то, что сказал только что? Конечно, он ведь был на кладбище в тот день, мог слышать слова Ба, но разве не понимает до чего жестоко повторять эти слова?! Сейчас? Как больно слышать их именно от него?
Мне бы сорваться и наброситься прямо на него, как в детском доме когда-то, повалить в грязную лужу и начать вбивать зубы в глотку, потому что не готова слышать эти слова от него.
Это простейшие первобытные инстинкты – мстить и защищаться, но сейчас все настройки сбоят, а принципы еще прошлой ночью полетели к чертям. Моя кожа до сих пор пахнет этим мужчиной, хотя дождь и пытается добраться до тела и смыть чужие запахи.
Сил хватило только на то, чтобы оттолкнуть его от себя и отшатнуться самой.
– Что… ты… сказал? – зубы отбивают чечетку.
А скрипучий голос не узнать. Наверняка, у меня и видок тот еще.
Роберт бледен, но серьезен. Больше не глядит на меня тем высокомерным взглядом, как на кухне, в кои-то веки мы на равных. Ловлю себя на мысли, что знаю даже крапинки в его глазах, не говоря о большем. Как? Когда я успела с головой утонуть в этом мужчине?
– Я больше не отпущу тебя.
Тряхнула головой, так что с мокрых волос полетели брызги.
– Нет, после…