Завтра будет лучше

Марджи хотелось знать, приходило ли когда-нибудь кому-нибудь в голову написать книгу о постели. Она бы написала, если бы была писательницей. В постели люди бывают зачаты, рождаются и умирают. Если у нас беда, мы лежим в постели и плачем, а если радость, то тоже лежим, но при этом улыбаемся в потолок, убрав под голову сцепленные замком руки. Когда приходишь в гости к подружке, доверительный разговор не клеится, пока не сядешь рядом с нею на ее кровать. На кровати девушка раскладывает наряд, в котором собирается идти на свою первую вечеринку, а потом и белое платье. Ночью перед свадьбой она лежит с мечтательной улыбкой, а мама входит к ней, садится рядом, и они разговаривают. («Моя, по крайней мере, попыталась», – отметила Марджи.) Мать сама словно бы опять становится девушкой и секретничает с дочерью, как с подругой.

Марджи хотелось поделиться с кем-нибудь этими своими мыслями, но было не с кем. Фрэнки назвал бы ее глупой, а Фло смутилась бы. Марджи подумала о том, чтобы написать Рини, но на бумагу ее размышления всегда ложились плохо.

«Когда девочка немного подрастет, – решила Марджи, – я смогу говорить с ней о таких вещах, и она поймет. Поймет, потому что она моя, она часть меня. Она должна быть на меня похожей. Будет нечестно, если малышка уродится в Мэлоунов, ведь родителям Фрэнки я не нравлюсь, а он сам не очень-то хочет ребенка».

Марджи всегда думала о своем малыше как о девочке. Она знала, что чаще всего женщины хотят мальчиков, и не удивлялась этому. Девочка – это, как говорится, «неходкий товар». У нее нет таких возможностей, как у мальчика. Ей не стать президентом и не заработать миллион долларов. Что она может сделать, кроме как выйти замуж? Работать, конечно, может, но где? На фабрике? Никогда. В конторе? Пожалуй. Наверное, лучшее для женщины – это быть учительницей.

«Некоторые учительницы, – рассуждала Марджи, – хорошие, а некоторые ужасные: ненавидят учеников, потому что не могут выйти замуж и иметь собственных ребятишек. Правда, бывают такие, которые детей любят – просто так или потому что хотели бы своих, но ни один мужчина… Мне нравилась учительница домоводства, а в учительницу естественных наук я даже была влюблена. Не помню, как ее звали, но помню все, что она говорила. А еще была англичанка мисс Григгинс: у той даже разбору предложения мудрено было научиться, потому что она была злая. Это она пошла к директору и нажаловалась, что Глэд (девочку звали Глэдис, а фамилию Марджи забыла) якобы плохо учится. Училась Глэдис хорошо. Англичанка цеплялась к ней из-за каблуков-шпилек и помады. Четырнадцатилетняя девчонка отваживалась на то, на что учительнице – взрослой женщине, при деньгах и не обязанной ни перед кем отчитываться – не хватало то ли смелости, то ли чувства. Может, моя дочка не захочет быть учительницей, а захочет выступать на сцене. Вот это хорошо бы! Я куплю ей балетные туфельки и, как только она начнет ходить, постараюсь найти деньги на уроки танцев. Вдруг из нее выйдет вторая Мэрилин Миллер?[44]»

«Я влюблен в тебя, Солнышко», – промурлыкала Марджи и продолжала рассуждать: «Да, у меня должна родиться именно девочка! С мальчиком я могу стать похожей на миссис Мэлоун или миссис Прентисс. Теперь я прекрасно понимаю, как это бывает. Фрэнки неласковый. Значит, я буду ждать нежности от сына и невольно воспитаю его так, что он станет считать меня лучшей женщиной на земле. Я начну ревновать его к девочкам, а потом и к жене: стану думать, будто он для нее слишком хорош, а она заманила его в свои сети. Нет, не хочу быть такой. Пусть у меня родится девочка».

Фрэнки обсудил положение со своим лучшим другом и новоиспеченным зятем.

– Вот ведь какое дело, Марти! Все у нас было хорошо, и вдруг на тебе!

– Ловушка природы, – объяснил Марти. – Если бы не такие происшествия, люди бы вымерли.

– Что ж, – вздохнул Фрэнки, – чему быть, того не миновать.

– А вообще так ли это плохо? Спроси меня сейчас, хочу ли я детей, – я конечно, скажу: «Нет, черт подери!» Но, когда они появятся, я к ним, наверное, привыкну. Мое мнение такое: все должно идти своим чередом.

– Верно, – согласился Фрэнки.

Марти продолжал философствовать:

– С другой стороны, для того чтобы населять землю, дураков достаточно. Парни поумнее других, такие как мы, могли бы и соскочить.

– Да уж. Если я не оставлю потомства, вряд ли мир чего-то потеряет.

– Говорят, – произнес Марти утешительным тоном, – что так со многими бывает: сначала парень не хочет ребенка, а когда он рождается, с ума по нему сходит.

– Да, видимо, так и выходит. Сейчас я не рад, – признался Фрэнки. – С другой стороны, у меня такое чувство, что я до смерти полюблю мальца.

– Это непременно, – подтвердил Марти. – Так природа делает из нас слабаков.