Завтра будет лучше

Все засмеялись, делая вид, будто эта слабая ирония показалась им очень остроумной.

– Ой, да нечего там рассказывать! – заскромничала миссис Браун.

– Еще как есть! – вознегодовала миссис Уильямс. – Расскажите!

– Пускай Марджи расскажет, у нее лучше получится, чем у меня.

– Давай, Марджи, давай! – хором потребовали женщины.

И Марджи рассказала:

– Ну ладно. Так значит, когда сестра принесла Кэрол на…

– …на двухчасовое… – подсказал мистер Джонс.

– Ох уж эти мужчины! – взвизгнула миссис Джонс.

– Принесла сестра маленькую Кэрол, – продолжила Марджи. – Та подняла головку…

Мамаша не удержалась и вставила:

– А ведь ей всего только пять дней.

– Кто рассказывает-то? – произнесла Марджи с притворным негодованием.

– Ты, ты, – кротко уступила миссис Браун.

– Ну так вот. Подняла она головку, поглядела по очереди на каждую из нас, потом зевнула, как будто ей скучно, закрыла глазки и уронила головку сестре на плечо.

Все засмеялись, причем чересчур громко и старательно. «История-то так себе, – подумала Марджи. – Им меня просто жалко».

Вскоре сестра наконец-то завершила вечер, посмотрев на свои часики, соскочив с батареи и объявив:

– Девять часов. Нам пора баиньки, чтобы сохранять нашу красоту.

Послушно и даже с некоторым облегчением шестеро мужей склонились над шестью кроватями и поцеловали жен на сон грядущий. После того как мистер Уильямс и мистер Браун обратились к сиделке с шутливыми призывами беречь их благоверных, мужчины дружно вышли.

Обогнув дом, они остановились под падающим снегом на подъездной дорожке. Няня прошла на веранду и включила там свет. Отцы уставились через стекло на плоды своих чресл, которые лежали, розовые и сморщенные, в контейнерах, напоминающих упаковочные ящики.

– Поглядите на этого увальня! – гордо произнес мистер Джонс, указав на своего помятого младенца. – Моя старушка наконец-то подсуетилась и добыла мне сына.

Мистер Браун, у которого родилась всего лишь девочка, завистливо спросил:

– Ты кого-то подозреваешь?

– Никого! Я же не дурак: у меня дома электрический холодильник, – ответил мистер Джонс, намекая на расхожую шутку о разносчиках льда и их общении с домохозяйками, скучающими в одиночестве.

Словно выражая недовольство вульгарным поворотом разговора, свет в детской погас. Мужчины пошли прочь, душевно смеясь над бородатым анекдотом, который кто-то из них не преминул воспроизвести. На улице было высказано предложение:

– Как насчет пивка, перед тем как… – фальцетом: – идти «баиньки»?

Все снова расхохотались – еще громче.

Фрэнки первым сказал:

– Само собой!

Женщины, готовясь ко сну, услышали через закрытые окна смех своих мужей и заулыбались.

– Мужчины! Вот у них жизнь – это я понимаю! – философски заметила миссис Браун.

– И не говори! – согласилась миссис Уильямс.

– Им одни удовольствия, а нам одни проблемы, – сказала миссис Джонс.

– Ведь правда, Марджи? – спросила миссис Уильямс.

Марджи не ответила.

– Гляньте! Да она уже спит! – удивилась ее соседка.

– Если б я могла так спать… – произнесла миссис Браун, имевшая слабость к неполным предложениям.

– Если б ты могла так спать, то что? – спросила миссис Томпсон, не выносившая вакуума недосказанности.

– То я бы не оказалась в моем теперешнем положении, – ответила миссис Браун с притворной застенчивостью.

Голос сиделки вклинился во всеобщий смех:

– Ну все, девочки. Спите крепко и ночью лишний раз утку не просите. Только если действительно нужно.

Защелкали выключатели. Марджи отвернулась к окну. Сна у нее не было ни в одном глазу, и она стала смотреть, как за окном темной палаты ритмично падает снег.

Глава 36

Предполагалось, что Марджи должна лежать в постели десять дней. Но уже на седьмой день она была на ногах и помогала дневной сиделке носить младенцев матерям, а тем двум, кто был на искусственном вскармливании, давала бутылочки. На восьмой день она заявила доктору, что хочет домой. Он заколебался: с одной стороны, роды были тяжелые, да плюс еще потрясение от потери ребенка. С другой стороны, дома и стены лечат, кроме того, уже появилась новая претендентка на кровать. Женщина, прибывшая накануне, лежала на диване у доктора в кабинете (а спать на чердаке ему было чертовски холодно). При выписке он, к приятному удивлению Марджи, вернул ей шесть долларов, взяв с нее плату только за восемь дней, а не за весь срок, хотя имел на это право. Она начала было строить планы на эти неожиданные деньги, но вспомнила, что они только покроют убыток от того, что Фрэнки два дня не работал.

Свою небольшую дорожную сумку из заменителя кожи Марджи так и не пришлось до конца распаковать. Только сейчас, укладывая в нее ночные рубашки и туалетные принадлежности, она перебрала все содержимое. Дюжина хлопчатобумажных пеленок и три распашонки, купленные по почте у «Томсона-Джонсона» из сентиментальной преданности фирме, были по-прежнему завернуты в папиросную бумагу и запечатаны. Их Марджи могла на что-нибудь обменять. Еще три фланелетовые сорочки она сшила сама. Ее взгляд упал на вышивку «в елочку» – розовыми нитками, для девочки. Забирать это домой не хотелось. Это бы напоминало…