Завтра, завтра, завтра

Ант проездом заскочил в Бостон, и Сэди пригласила его выступить на семинаре. «Нечестные» готовились к выпуску седьмой части «Дублей старшей школы», и многие семинаристы Сэди были просто повернуты на этой игре: для их поколения «Дубли» стали игровым аналогом Гарри Поттера. «Дубли» пользовались гораздо большей популярностью, чем «Итиго», и несколько иной популярностью, чем «Кленбург». Вечно юные, Дубли словно возвращали игроков в годы безмятежного детства.

После семинара Сэди затащила Анта в ресторан – поужинать и посплетничать о знакомых из игровой индустрии. Кто вляпался в сексуальный скандал или вновь угодил в центр реабилитации? Чья компания оказалась на грани банкротства? Чье продолжение игры накрылось медным тазом, так как, по всей видимости, разработку передали на аутсорсинг команде незаинтересованных в работе индийских программистов?

Они всячески избегали щекотливых или деликатных тем, но, когда принесли десерт, Сэди, не колеблясь, спросила:

– Как поживает Сэм?

«Волшебное око» она отправила две или три недели назад, но Сэм ничем не дал ей понять, что получил книжку.

– Полагаю, так же. В конце года он закрыл проект с «Первопроходцами».

– Жаль.

– Честно говоря, я вообще не понимаю, зачем Сэм его замутил. Да еще под грифом «Особо секретно». Ты в «Первопроходцев» играла? Странная вещица. В стиле ретро.

– Нет, не играла, – солгала Сэди.

– Мэр Мазер в «Кленбурге» тоже отходит от дел. Сэм развернул избирательную кампанию по смене власти.

– Умный ход.

– Думаю, должность следующего мэра будет скорее почетной, чем административной. А сейчас Сэм одержим идеей игры с дополненной реальностью. Понятия не имею, что это. И да, на прошлой неделе умер его отец.

– Агент Джордж? – спросила Сэди.

Насколько она знала, Сэм не виделся с ним уже целую вечность.

– Нет. Владелец пиццерии в Коритауне.

– Не может быть! Только не Дон Хён! Это его дедушка.

– А, точно. У его дедушки был рак, он болел какое-то время, и Сэм постоянно пропускал из-за этого работу. Надо же, я почему-то думал, что он его отец.

Выйдя из ресторана, они распрощались. Ант обнял Сэди и признался:

– Я каждый день вспоминаю Маркса.

– И я.

– Он единственный безоговорочно верил в нас. Если бы не Маркс, мы бы ни за что не написали нашу первую игру.

– И мы, – пробормотала Сэди.

– Как бы я хотел спасти его. Я безустанно прокручиваю в голове тот день. Если бы я тогда не появился на лестнице. Если бы не позволил ему спуститься в вестибюль. Если бы…

– В тебе говорит игрок, – урезонила его Сэди. – Игрок, пытающийся разобраться, почему он провалил уровень. Мои мозги играют со мной те же шутки. Но ты ничего не мог сделать, Ант. Та игра была изначально проигрышной.

Наконец, через пять лет после гибели Маркса, Сэди, услышав его имя, не ударилась в слезы.

Однажды ей в руки попалась книга о механизмах работы сознания, где утверждалось, что, пока человек общается с любимыми людьми, его мозг, собирая и обрабатывая информацию об этих людях, формирует их виртуальные, наподобие искусственного интеллекта, личности. Когда любимые умирают, мозг человека, хранящий их виртуальные образы, поддерживает в своем хозяине веру, что те все еще живы, потому что в некотором роде те действительно еще живы. Однако с течением времени память ослабевает, и с каждым годом виртуальные личности, ярко отражавшиеся в сознании, пока любимые были живы, теряют зримые черты и становятся мутными и расплывчатыми.

Сэди уже с трудом воскрешала в памяти голос Маркса, движения его рук, теплоту его пальцев и жар его тела. Она почти позабыла, как пахла его одежда, какие взгляды он бросал на нее, уходя из дому, или как взлетал по лестницам. В конечном счете, подозревала она, от Маркса у нее останется только одно воспоминание – мужчина со шляпой в руках, ждущий ее в конце тропы под красными тории.

Вернувшись домой около половины двенадцатого, Сэди расплатилась с няней и проводила ее до такси. Няня давно уложила Наоми, но Сэди нравилось любоваться спящей малышкой, и она заглянула в детскую.