Завтра, завтра, завтра

В половине двенадцатого, натянув пижаму и тщательно почистив зубы щеткой и зубной нитью, Сэди легла в постель и принялась фантазировать, как проводят ночи пятниц ее двадцатитрехлетние ровесники, попутно размышляя, не придется ли ей лет в сорок стенать о погубленной молодости и жалеть, что не крутила романы с первыми встречными-поперечными и не отрывалась на вечеринках. Впрочем, она не особо жаловала людей, особенно встречных-поперечных, и тосковала на вечеринках, стремясь побыстрее с них улизнуть. Она терпеть не могла накачиваться алкоголем, хотя от случая к случаю баловалась травкой. Ей нравились компьютерные игры, иностранные фильмы и вкусная пища. Нравилось рано ложиться и рано вставать. Нравилось работать и получать удовольствие от любимого дела. Она гордилась своими профессиональными навыками и знала, что стоит тех немалых денег, которые ей платят. Она стремилась к идеалу во всем: и когда доводила до совершенства кусочек программного кода, и когда развешивала в строгом порядке одежду в шкафу. Она любила уединение, любила отдаваться течению своих увлекательных и изобретательных мыслей. Она обожала уют и комфорт. Обожала гостиничные номера, пушистые полотенца, мягкие кашемировые свитера, шелковые платья, «оксфорды», плотные поздние завтраки, первосортную канцелярию, дорогостоящие шампуни, букетики гербер, шляпы, почтовые марки, монографии художников, маранту, документальные фильмы, халу, свечи из соевого воска, йогу и матерчатые сумки, которые получала взамен отданных на благотворительность вещей. Настоящий книжный червь, поглощавший все подряд – от художественной до научно-популярной литературы, – она никогда, к своему стыду, не читала газет, открывая их лишь на страницах, посвященных искусству. Дов поднимал ее на смех и называл ее привычки «буржуазными». Он хотел обидеть ее, но она не обижалась: она действительно вела жизнь добропорядочного буржуа. Ее родители, к которым она питала нежнейшую привязанность, были буржуа, и она, разумеется, унаследовала их «буржуазность». Единственное, чего ей не хватало, это собаки, но владельцы дома, где квартировал Дов, не позволяли арендаторам обзаводиться животными.

«Буржуазность», однако, никак не сказывалась на ее работе. Да, она прилагала некоторые усилия, чтобы ее «буржуазные» вкусы случайно не вылезли наружу, но овчинка стоила выделки.

Запиликал домофон.

Сэди не отозвалась на его призыв, и тогда улицу огласил пронзительный крик Сэма:

– СЭДИ МИРАНДА ГРИН! Я ВИЖУ СВЕТ В ТВОЕМ ОКНЕ!

Сэди сжалась в комок.

– СЭДИ, ЗДЕСЬ МОРОЗ ДО КОСТЕЙ ПРОБИРАЕТ И СНЕГ ВАЛОМ ВАЛИТ! СМИЛУЙСЯ НАД СВОИМ СТАРЫМ И ЛУЧШИМ ДРУГОМ, ВПУСТИ ЕГО В ДОМ!

Сэди отрицательно мотнула головой: замерзнет – сам виноват.

Затем подкралась к окну и выглянула из-за занавески. Сэм стоял на улице, опираясь на тросточку, с которой в последнее время почти не расставался. Сэди уже и не помнила, когда видела Сэма без нее. Она вздохнула и нажала кнопку домофона. Дверь открылась, и появился Сэм.

– Ну, и чего ты хочешь? – набросилась она на него.

– Хочу, чтобы ты поделилась своими мыслями. Сэди, клянусь, я не вру. Твои идеи бесподобны. Так бы и слушал их во веки вечные. И я не собираюсь тебя неволить. Не желаешь продолжать работу над «Итиго» – не надо. Ты мой напарник, Сэди, и я не забыл, как ты наступила на горло собственной песне из-за сделки с «Опусом». Но я люблю Итиго. И если нам суждено распрощаться с ним, я думаю, нам следует расстаться с ним по-хорошему. Хотя я понимаю, что сейчас ты от него жутко устала.

– «Итиго III: сайонара, Итиго-сан», – усмехнулась Сэди.

– Звучит неплохо! – расхохотался Сэм.

Сэм, перенеся вес тела на здоровую ногу, заметно кренился на бок, и Сэди захлестнуло волной любви и тревоги, что, впрочем, было почти одним и тем же. Разве тревожимся мы о тех, кого не любим? А если любим, разве мы о них не тревожимся?

– Надеюсь, ты приехал сюда на такси?

– А то, мэм! Могу себе позволить.

– И Маркс отпустил тебя?

– Маркс мне не сторож.

– Сторож не сторож, но в отличие от некоторых с головой дружит.

– Ах, не кати бочку на Маркса. Он не знал, что я смылся. Он усвистал к Зои.

– Они до сих пор встречаются? Как-то долго для Маркса, – недоверчиво произнесла Сэди.

– Думаю, он влюбился, – насмешливо фыркнул Сэм, будто мысль о влюбленности друга казалась ему верхом нелепости.

– Не одобряешь?

– Не в том дело. Маркс постоянно влюбляется. Словно эмоционально неустойчивая шлюха. Какая же это любовь, когда вожделеешь всех и каждого?

– Очень даже большая, – возразила Сэди. – Мне кажется, Маркс просто счастливчик. Ему повезло.

– Везения не существует, – отрезал Сэм.

– А вот и существует! Везение – это удачно брошенный огромный многогранный кубик в «Подземельях и драконах», определяющий успешность твоих действий.

– Очень остроумно. А где Дов?

– Умотал на каникулы.

Сэм покосился на Сэди. Он знал ее как облупленную.

– Ты до сих пор его любишь? – осторожно спросил он.

– Еще чего не хватало!

– Печально…