– Со всех сторон война, еды нет, мы все умрем от голода взаперти. Слабость одолевает, силы уходят, мы погружаемся в ступор и не сможем из него выйти.
Он затряс головой, будто взбалтывал свои мысли. Затем произнес раздельно, с большими паузами, чтобы я не упустила ни слова:
– Все испытания идут тебе на пользу. Приспосабливайся к меняющимся условиям. Борись с неприятностями по мере их поступления.
– Ты бредишь?
– Нет, я постигаю истину. Времени много, и ничто меня не отвлекает. Пищеварение и движение не обременяют тело. Эмоции и чувства не тревожат сознание. Я способен мыслить глубоко как никогда.
– Но мы сейчас не можем себе позволить…
Он закрыл глаза и продолжал проповедовать:
– Враги и препятствия, что встречаются на твоем пути, лишь учат тебя сопротивляться. Бедствия и болезни кажутся наказанием, но в конечном итоге способствуют развитию самосознания.
– Эй, мы вот-вот умрем…
– Твоя душа избрала этот мир, эту жизнь, чтобы развиваться, поднимаясь по ступеням эволюции.
Она выбрала именно эту планету.
Эту страну.
Эту эпоху.
Этот вид.
Этих родителей.
Это тело.
Эту форму.
Как только осознаешь, что все вокруг порождено твоей собственной жаждой познания, ты перестанешь жаловаться на несправедливость и жестокость окружающих. Проникни в замысел своей души, пойми, на каком этапе эволюции нужны такие условия. Каждую ночь во сне тебе напоминают о твоей истинной сути, о твоей истинной цели. Если не веришь, убедись сама. Поступай, как я: закрой глаза и медитируй.
Последнюю фразу Пифагор промяукал чуть слышно и совсем обессилел. Словно высшая мудрость вдруг отключила его от сети.
Тяжело вздохнув, он сказал обыденно:
– Это послание я получил, медитируя все эти дни.
И глянул прекрасными синими глазами прямо в мои зеленые.
Некоторое время я обдумывала его слова. Возвышенное откровение. Еще необработанное знание. Как жаль, что в настоящем я едва ли смогу им воспользоваться.
– Признайся, Пифагор, ты и сам…
Он закрыл глаза и впал в транс, так что я не договорила. Не решилась и дальше ему мешать.
Меня беспокоило состояние сына. Он исхудал, капризничал, лапки дрожали от слабости. Чтобы его спасти, я отважилась выйти из дому и отправилась за добычей.
Дверь внизу заперта, окна закрыты ставнями. Пришлось вылезти на крышу с балкона. Я поневоле сбросила вес, стала совсем легкой и без труда перепрыгнула со своей крыши на соседнюю цинковую. Поскрежетала по ней когтями, перебралась на третью. Голод, как ни странно, обострил мои чувства, улучшил реакцию.
Сверху я отлично видела город.
Трупы не вывозили, мусор не убирали.
Я спустилась к ближайшей помойке.
Посреди отбросов копошились крысы, стараясь прошмыгнуть незаметно. Прежде я никогда не пробовала крысятину. Однако запомнила слова мамы: «Крыса – всего лишь громадная мышь».
Выбрала самую щуплую. Но как только приблизилась, та развернулась, ощерилась, ощетинилась, защелкала острыми зубками, приготовилась к бою. Нет, в отличие от мышки, крыса меня не боялась. Ни малейшего сходства.
Может быть, заговорить с ней, вежливо поздороваться?
Не пойдет. Мама учила меня не вступать в разговоры с едой. Древний инстинкт повелел мне напасть без промедления.
Мы сцепились и покатились в вонючей жиже. Мы царапались и кусались. Она защищалась отчаянно, мое превосходство в массе и росте нисколько не впечатляло ее. Она бы меня загрызла, если бы моя густая шелковистая шерсть не набилась ей в рот. Я тоже высматривала уязвимое место, наконец изловчилась и вонзила клыки в ее шею. Горячая кровь полилась в мою глотку. Я вкушала соленую вкусную жидкость, пьянея от удовольствия и впиваясь в крысу все глубже. Она задергалась, вздрогнула в последний раз и обмякла.
Я откусила здоровенный кусок. Очень вкусно! По счастью, на гузке еще сохранился жирок. Обожаю жирное мясо.
Пережевала тщательно, облизнулась. Немного передохнула после битвы и занялась исполнением своей главной задачи: доставить пропитание осажденным. К счастью, еды кругом навалом. Так много, что на обратном пути еда окружила меня и едва не слопала. С десяток крыс объединились и погнались за мной.
Если бы прежде мне кто-то сказал, что однажды придется удирать от стаи грызунов!
Если бы мама видела, как ее дочь спасается от обнаглевшей пищи!
Крысы почти настигли меня, едва не поймали, но тут дерево протянуло спасительную ветку. По ней я вскарабкалась на крышу и была такова. Радостно прыгала с кровли на кровлю, крепко сжимая в зубах драгоценную ношу: нескольких крыс за хвосты. Какое счастье! Скоро мой сын, мой друг, мой спутник и обе домоправительницы будут сыты и веселы.
Когда я вернулась домой с добычей, Натали и Софи с отвращением оглядели мои трофеи и указали на дверь…
Неужели неблагодарность настолько присуща людям?
Тогда я отнесла крыс котам.
Пифагор вообще не обратил на них внимания.
Один лишь Феликс обрадовался и мгновенно впился в одну.
Я подозвала Анжело, надеясь, что молоко появилось вновь.
Затем сама стала неторопливо смаковать свежее мясо, добытое в бою.
– Что творится снаружи? – полюбопытствовал Феликс.
– Там опасно и грязно.
Он шумно и жадно поглощал еще теплые крысиные внутренности.