Поначалу воешь, лезешь на стену, тебе страшно и тяжело, но постепенно приспосабливаешься к новому образу жизни и смиряешься с ним.
Время от времени я убивала и приносила крыс. Женщины в конце концов согласились их есть. Они отрубали им головы, лапки и хвосты, а затем варили в кастрюле. Получалось обычное мясо, серое и белое. Вот тогда я впервые пришла к выводу, что зрение поработило прочие человеческие инстинкты.
Пифагор тоже попробовал вареную крысятину, однако держался до странности отчужденно. Зато мой Анжело ожил, играл и резвился.
Лежа на диване в гостиной, я зевнула и потянулась. Отдыхать и не двигаться в запертом доме – лучший способ переждать войну, сберечь силы, подавить чувство голода. Однако мои близкие нуждались в пище, поэтому я заставила себя встать и выползла наружу.
Прежде мне встречались сотни вооруженных людей, теперь от них остался жалкий десяток. Уцелевшие боязливо озирались по сторонам, перемещались короткими перебежками, прятались за машины. Ясно слышался запах страха, пота и слепой ярости.
Они плохо соображали, медленно двигались, стреляли во все живое, включая кошек.
Крысы совсем обнаглели и расхрабрились. Стоило мне приблизиться к одной, все прочие бежали на выручку. Я была крупней, но одна против пяти не сдюжила. Пришлось переключиться на новую дичь: ворон. Их стаи слетались на горы трупов и кучи отбросов.
Я осторожно подкралась к одной и напала сзади. Вцепилась зубами в шею пониже затылка, лапами расцарапала крылья. Мы сражались отчаянно в туче перьев и темного пуха. Она вдруг высвободилась, клюнула меня, попыталась взлететь. Но крыло было сломано, да и ворона ослабела. Я впилась еще сильней, позвонок у основания черепа хрустнул.
–
Она не ответила, я лишь различила волну враждебности. Улица не располагала к учтивости, время поджимало, пришлось поскорее добить ее.
Потащила громоздкую добычу по мостовой.
Кажется, люди тоже едят птицу. Так что Натали и Софи обрадуются вороне куда больше, чем крысам.
Приближаясь к дому Пифагора, я заметила, что из трубы валил густой черный дым. Мне это не понравилось. Шевельнулось дурное предчувствие. Я бросила ворону и мигом вскарабкалась по дереву на крышу. Проскользнула в щель заставленной мебелью балконной двери, кубарем скатилась вниз. Чудовищное зрелище: кто-то вынес лобовым ударом машины входную дверь, сорвал ее с петель, раздробил в щепки. В гостиной одни обломки. Мной овладела паника, сердце оборвалось… Где Анжело? Пифагор? Натали? Лапы дрожали, дыхание перехватило. С трудом сделала еще шаг и увидела громадную лужу крови… Хуже и быть не может… В ней плавало вниз лицом безжизненное тело. Софи убита! В руках она еще сжимала ружье, которое, увы, ее не защитило…
У камина оглушительно гоготали трое мужчин.
Мародеры. Тихонько подкралась поближе, чтобы узнать: что они жарили в очаге и отчего валил такой черный дым? Лучше бы не подходила… Небритые тощие негодяи (среди них я узнала Тома) зарезали несчастного Феликса, освежевали, насадили на вертел и поджаривали на углях… Одну лапу уже обглодали.
Пифагор был прав: люди способны пожирать нас!
Меня чуть не вырвало. Потом затрясло от ненависти. Ярость душила.
Нет, нельзя поддаваться эмоциям!
Нужно хладнокровно обдумать план мести и спокойно привести приговор в исполнение.
Решила подорвать их гранатой. Но как только направилась к корзине, хрустнула половица, все трое разом обернулись и уставились на меня.
– Бастет! – завопил Тома.
Опомниться не успела, как он выхватил из кармана лазерную указку и направил красный огонек к моим передним лапам.
Только не огонек! Не блуждающий огонек! Не соблазн!
От искушения погнаться за сияющей точкой меня спасли слова Пифагора: «Нет желаний, нет страданий! Будь свободной! Нельзя зависеть ни от кого и ни от чего на свете. Тем более от глупого пляшущего огонька».
Тома приближался ко мне с лазерной указкой в правой руке и здоровенным ножом в левой.
Красная точка завораживала… Отрезвил запах жареного: они насадили Феликса на вертел, вспомни! А прежде Тома убил моих четверых детей. Я отскочила, бросилась к пролому на улицу и была такова.
Тома погнался за мной.
Скорей! Где бы спрятаться? Я вернулась к себе домой, нырнула в кошачью дверцу. Но он не отставал и ударом ноги вышиб входную дверь целиком. Теперь ничто меня не спасет от грозного врага!
Подниматься наверх опасно: его не запутаешь и не собьешь. Он знал дом не хуже меня. Тогда я последовала примеру напуганной мышки, решила залечь в подвале. Метнулась вправо, свернула влево. Тома пытался меня схватить. Но я умудрилась юркнуть в подвал. К счастью, дверь была не заперта. Победа! Перепрыгнула через две ступеньки. Позади послышались грузные шаги.
В подвале темно, свет давно отключили, однако Тома раздобыл где-то свечку и сразу зажег ее. Она освещала лишь пятачок у его ног, не то что электрическая лампочка. Я залезла на груду ящиков с бутылками вина, распласталась, прижала уши, расправила усы и настороженно следила за каждым движением врага. Судорожно сжимала и разжимала челюсти, выпустила когти, готовясь к бою.