– Чтобы попасть в Булонский лес, нужно пройти по бульвару Курсель к площади Звезды, а там свернуть на авеню Фош.
Сегодня мы решили идти по тротуарам, подальше от летучих мышей.
Затрусили рядышком по пустынным улицам.
Слева вдруг показались купы деревьев, кусты, лужайки и клумбы. Я очень удивилась, а Пифагор объяснил, что это парк Монсо.
Здесь мы передохнули, полакали свежей воды из пруда. Потерлись носами и облизали друг друга. В последнее время мы вместе пережили столько, что прониклись взаимной нежностью и доверием. Знак симпатии порадовал нас, будто лучик солнца.
Мы снова тронулись в путь.
Пока нигде поблизости не было видно ни крыс, ни живых людей, помчались прямо посередине мостовой. Обожаю бег: лапы пружинили, позвоночник изгибался, хвост помогал удерживать равновесие. Блаженство! Уши прижаты, чтобы ветер не задувал в них, усы распушились.
Пифагор сообщил, что мы миновали площадь Терн, а теперь бежали по широкой и длинной авеню Ваграм прямо к площади Звезды.
Асфальт был усеян убитыми в бою и умершими от чумы, но я больше не обращала на них внимания.
Подумала лишь: хорошо бы моя Натали спаслась от всех бед в том восточном лесу!
Вот со всех сторон подтянулись крысы. Они глядели на нас угрожающе, а мы летели вперед все быстрей и быстрей. Площадь Звезды осталась позади, прямая авеню Фош наконец-то привела нас к лесной опушке.
Поднялся густой туман, мы с трудом различали дорогу.
Внезапно из серой хмари выскочила свора собак.
Мы остановились как вкопанные, они замерли тоже.
Смерили взглядом друг друга.
Заметили небольшого остриженного белого пуделя, рыжую коротконогую таксу с острой мордой, бежевую длинношерстную афганскую борзую, черно-белого далматинца с торчащим хвостом, черного ротвейлера с бриллиантами на ошейнике и овчарку, подобную той, что загнала Пифагора на дерево. Грязные, битые, со свалявшейся шерстью, они хромали и пускали от голода слюни. И все, как назло, очень обрадовались и завиляли хвостами. Дурной знак!
Вопреки опасности я сделала шаг вперед, сосредоточилась и мысленно послала сигнал:
–
В ответ они залаяли весьма недружелюбно. И кинулись на нас, окруженные аурой вполне осязаемой ненависти. Мы бросились наутек сквозь туман и сырость.
Стая не отставала.
Туман не спасал. Собаки не видели нас, зато чуяли. Лай приближался, вот-вот они нас растерзают…
К счастью, мы вскарабкались на последний фонарь, но оттуда некуда перебраться: деревья еще далеко… Выбора не было. Пришлось балансировать на фонаре, спасаясь от неминуемой гибели.
По гладкому столбу кое-как поднялись, цепляясь когтями. Однако на узком бортике наверху не за что было держаться: подушечки соскальзывали с металлической поверхности. Мы судорожно перебирали лапами, хорошо хоть, хвосты служили нам балансирами.
Внизу подвывали и захлебывались лаем собаки. Они подпрыгивали, пытаясь нас схватить, но прямые когти, неспособные втягиваться, чиркали по металлу без толку.
Ротвейлер, самый крупный из них, сообразил, что так они нас не достанут, и принялся бодать фонарь головой, будто тараном. Он раскачивал фонарь все сильней, мы едва не упали. Стая, вне себя от злорадства, залаяла громче и яростней.
Сколько времени мы еще продержимся?
Неужели им некого больше съесть, кроме жалких кота и кошки в бегах?
Жаль, что я не смогу убедить их напасть на крыс, куда более жирных и многочисленных. В который раз необходимость межвидового общения стала очевидной. Попыталась внушить им мысль, хоть и сомневалась в успехе.
–
Мурлыканье привело их в бешенство. Громче всех заливалась крупная рыжая такса.
Самое обидное, вместе с нами вот-вот навсегда погибнет доступ к человеческим знаниям для всех котов мира…
– Ты по-прежнему веришь, что все испытания идут нам на пользу? – спросила я не без иронии.
– Да, – ответил Пифагор.
– Враги и препятствия, что встречаются на пути, учат нас сопротивлению, верно?
– Да.
– А если нас сейчас съедят?
– Значит, наши души продолжат совершенствоваться в других физических оболочках. Мы воплотимся вновь.
– И забудем опыт этой жизни?
Он не ответил.
– Я не хочу забыть о тебе.
– Я о тебе тоже, – признался Пифагор.
Мучительно сглотнула и спросила опять:
– Нельзя ли в будущей жизни подать какой-нибудь знак, чтобы узнать друг друга?
– Неизвестно, станем ли мы животными одного вида и к тому же соседями.
– Нам поможет пение Каллас! – воскликнула я. – Мы услышим арию и вспомним, как в прошлой жизни слушали ее с восторгом и замиранием сердца.
Собаки внизу все лаяли, они ничуть не устали. Откуда у них столько сил? Неужели охотились тоже на летучих мышей? Тут меня осенило: псы ели себе подобных. Они каннибалы…
– Отчего собаки такие тупые? – задала я вопрос сиамскому коту.