Старший орудник повиновался, успев заполошно переглянуться с Шагалой и услыхать приказ источника Беримёду:
– А ты у двери постереги.
Выпроводив Порошу, Лихарь вновь стал измерять шагами чертог. Вот что-то увидел в книге, доставленной Беримёдом. Поднял, стал читать не садясь. Была у него такая привычка. Злые языки болтали, будто от долгого сидения ныла на седалище старая рана.
Шагала молчал и не двигался, только вверх-вниз гулял по шее начавший пробиваться кадык. Лихарь внезапно поднял глаза:
– Правду говорят, будто ты под самое орудье Бухарке веред лечил?
Шагала зримо приободрился:
– Я, учитель!
– Ухо мял, значит?
Гнездарёнок заулыбался:
– Мял, учитель. Всё как ты нам показывал!
Книга резко хлопнула о столешницу.
– Так, да не так! Я учил тонким шильцем притыкать, не колуном гвоздить дровосечным! Ты веред убрал, а в брюхе закрут с надмением поселил!
– Я…
Голос Лихаря не сулил хорошего:
– Ты ухо измял и на орудье ушёл, заботы не ведая! Ищи-свищи! Я тебе дозволял перстное деланье без надзора творить?
– Там Лыкаш был! Он…
Гнездарёнок успел заметить некое предвестье удара. Уклониться не посмел бы, даже если бы смог. Перед глазами вспыхнуло белое полотнище, взорвалось звёздами.
– Не «Лыкаш», а «господин державец высокостепенный»! Значит, это он искусство костяного пальца тебе объяснял? Ты чьё благословение должен был испросить, долбня?
Шагала размазывал красную жижу, всхлипывал, булькал, страшился измарать наборный каменный пол…
Пороша маялся по ту сторону двери. Переступал с ноги на ногу, слыша то глухой рык Лихаря, клокочущий нешуточной яростью, то отчаянные стенания Шагалы. Тяжёлая и толстая створка едва пропускала отголоски. Пороша напрягал слух, но ничего внятного не мог различить.
Холодница. Холодница. Тяжёлый ржавый ошейник…
А то вовсе – чёрный столб за спиной…
По счастью, он не отважился припасть ухом к доскам. Дверь открылась внезапно и почти сразу настежь. Беримёд вытолкнул Шагалу – тот спотыкался, зажимая расквашенное лицо. Пороша испуганно убрался с дороги.
– Учитель зовёт, – хмуро сказал Беримёд.
Пороша сделал шаг и другой. Беримёд притворил дверь.
В свете дозволенного огонька лицо великого котляра было вырезано из бледного дерева. Ни чувства, ни помысла.
– Вы, двое неучей, меня замыслили провести? – проговорил он тихо, ровно и страшно. – Надуть, как приспешника на поварне?..
Пороша заледенел.
– Твой товарищ немало занятного мне поведал, – продолжал Лихарь. – Хочу послушать, что добавишь. Да не лгать мне больше, не потерплю!
В дальнейшем Пороша так и не вспомнил движения, бросившего его перед источником на колени. Он и собственных речей пословно не вспомянул бы.
– В Кутовой Ворге подошёл ко мне шегардайский местнич с улицы Днище, именем Комыня…
Он со странным облегчением исповедовал всё как было. Несчастную Комыничну, танец Шагалы, вечернее возвращение и то, чем кончилось дело. Материнские глаза со стены наконец-то лучились строгим одобрением: «Набедил – скажи „крив“, прими кару да поблагодарить не забудь…»
На середине его повести Лихарь кивнул Беримёду. Снова отворилась и затворилась дверь, и рядом с Порошей пал на колени Шагала.
– Денежный почёт когда приняли? – прозвучал первый грозный вопрос. – Когда девка уже мертва была?
– Нет, учитель… прежде…
– Покорыстовались! – Голос Лихаря звенел отвращением. – Взяли малое орудье, ничего толком не разузнав! Не благословясь! Волю Владычицы не испросив! И первое, что сотворили, – почёт приняли! Ты, старший! Хотя бы серебро в храм отнёс?
Пороша мотнул головой. Выдавил через великую силу:
– В городе прогуляли…
– Встань.
Пороша выпрямился, явственно ощущая лопатками столб. Удар не звёзды высек из глаз – отнял чувство верха и низа, швырнул в дурнотный туман.
– А ты, значит, взялся напёрсток смерти у неё в рёбрах искать? – Голос учителя, обращённый к Шагале, опять был ровным и жутким. – Две крапинки выучил, от поноса да соплей избавляющие, и туда же, чирьи лечить, костяным перстом убивать?
– Ты нам…
– Я тяжко грешен Владычице, но такого не заслужил!.. Я вам, недоумкам, ладонью на теле место показывал!
– Ты говорил, рука сама в тот напёрсток…
– Говорил! А ещё говорил, что Владычица твою руку направит через великое послушание! Через великие знания, до которых тебе пятеры сапоги железные истоптать!
…И звонкий шлепок. Удар принял Шагала, но испуганное Порошино тело ощутило боль как свою. Пороша судорожно дёрнулся, и стало темно.
Когда наказанных оттащили в холодницу, Лихарь наконец взялся за свиток, доставленный орудниками. Беримёд вопросительно смотрел через стол, вновь готовый уйти по первому знаку.
– Сиди, – повторил Лихарь.
Беримёд был молчалив и умён, в его присутствии великого котляра посещали дельные мысли.
– Иные сочли бы меня слишком суровым, – проговорил он, весомо похлопывая по ладони чехольчиком. – О девке с Днища я слышал, она была вправду никчёмна. И парни, пусть опако и косоруко, в конце концов исполнили дело… Притом в городе, который у многих с непривычки отнял бы мужество…
Беримёд смотрел ему в глаза.
– Я слушал тебя и вспоминал учителя Ветра.
– Пирующего ныне с Владычицей…