Зазеркалье

– Это же…

«Обман» – вот что собирался сказать Николас, да только Чеширский вскинул на него свои сверкающие зеленющие глаза – и на сей раз они просто пылали.

– Не думай, что можешь мне что-то диктовать, мальчик, – сказал Чеширский. – Не принимай меня за какого-то там глупенького чудака, от которого можно отмахнуться. Да я забыл больше, чем ты когда-либо знал.

Порыв ледяного ветра заставил Николаса поежиться и подуть на озябшие пальцы. Он кивнул. Ничего другого сейчас он просто не мог сделать.

Чеширский улыбнулся – и ветер стих.

– Что ж, теперь, когда мы разобрались… Как я уже сказал, Дэн попросил меня прийти и взглянуть на тебя. Я это сделал. Но не знаю, могу ли научить тебя чему-то, чего ты еще не знаешь. Ты уже пользуешься предвидением.

– Но я же не знаю, как я это делаю. Это просто… накатывает.

– Именно так, мальчик мой, и работает вся магия. А вот потечет она тонкой струйкой или хлынет потоком – это зависит от тебя. Если ты боишься ее, отталкиваешь, она будет проявляться тогда, когда ты меньше всего ожидаешь: вспышками, урывками, налетом. А если ты расслабишься, откроешься, видения будут приходить уверенно и непрерывно, и ты научишься принимать их как истину. Но я не могу научить тебя, как это делать. Тебе предстоит определиться самостоятельно.

Чеширский чуть заметно шевельнул – вроде как пожал – плечами, словно говоря: «А что поделаешь? Не я устанавливаю правила».

– Значит, по-настоящему помочь ты мне не можешь – так, как этого ожидает Дэн, – проговорил Николас. – Но что мне ему сказать, если он спросит, о чем мы говорили, пока прогуливались?

– Скажи ему правду – что я дал совет, который поможет тебе управлять предвидением, – ответил Чеширский. – Тебе не придется лгать, если не хочешь, дражайший Николас, прекрасный и честный убийца.

– Я не убийца. – Николас пристально посмотрел на человечка.

– Уверен? – И Чеширский вновь растянул рот в своей слишком широкой улыбке.

Николас собирался сказать, что да, он уверен, ведь в таких вещах трудно ошибиться, когда они касаются тебя самого. Но потом вспомнил ту странную картинку – свои окровавленные руки, сжимающие топор, и валяющиеся вокруг тела.

– Вижу, что не уверен, – сказал Чеширский и удовлетворенно кивнул.

– Да что ты за волшебник такой? – Николас чувствовал и смущение, и раздражение разом. – Когда Кролик пытался сотворить в клубе… ну, что бы он там ни пытался сотворить, все это чувствовали. Все. Воздух искрил, как перед грозой. Но, сдается мне, он не умеет и половины того, что умеешь ты, а ты действуешь так, что никто и не замечает.

– Ну а кто сказал, что я всего лишь обычный волшебник? – ответил Чеширский. – Я – нечто необъяснимое, нечто гораздо, гораздо более удивительное, чем Кролик с его играми в магию. Таких, как я, во всем Городе больше нет, милый мой, ненаглядный Тесак.

– Я не Тесак, – возразил Николас, однако слово скатилось с его языка как родное.

– Извини, я забыл. Сейчас тебе нравится зваться Николасом.

Происходило что-то странное. Чеширский, казалось, постепенно исчезал прямо на глазах Николаса, растворялся, утекал, как чернила с опущенного в воду листа бумаги.

– Чеширский? – окликнул человечка Николас, но не успел он договорить короткое имя, коротышки не стало вовсе. Лишь что-то вроде зыбкой тени его улыбки осталось парить в воздухе, но Николас моргнул – и улыбка эта тоже растаяла.

– Чуть не забыл, – произнес Чеширский; голос его, казалось, исходил отовсюду и ниоткуда разом. – Ты задал мне вопрос, а я не ответил. Я знаю, для тебя это очень важно.

– Какой вопрос?

– Как ее зовут.

Голос затихал, растворяясь в воздухе.

Сердце Николаса подпрыгнуло.

– Как ее зовут?

«Хэтти. – Теперь это был уже не голос – скорее мысль, сама собой проникшая в голову Николаса. – Ее зовут Хэтти».

* * *

Николас никогда раньше не ездил в карете. Честно говоря, большинство улиц Старого города были просто недостаточно широки, чтобы вместить подобные экипажи, и встречались в этой части Города разве что немногочисленные разбитые таратайки, да и те курсировали только по нескольким дорогам.

Карета ждала в очереди у пропускного пункта между Старым и Новым городом. Утверждение, что две части Города ничем не связаны, было не совсем правдой. Товары и люди перемещались туда и обратно, только потоки эти были строго ограничены – не потоки вовсе, а, скорее, ручейки. Любому, кто хотел пересечь границу, требовалось заверенное печатью разрешение кого-то из Отцов Города.

Поскольку Отцы Города проживали в Новом, получить подобное разрешение кому-то из обитателей Старого было задачей не из легких, и Отцов Города это вполне устраивало. Они не были заинтересованы в том, чтобы всякому сброду стало легче пачкать их прекрасный блистающий Город.