Зажигая звезды

— Я не боюсь ездить на машине, Бель. — Я прерываю ее очередной сеанс психотерапии. — Мы поедем на машине, все стало намного лучше. Правда.

И это действительно так: рядом с ней я ощущаю себя намного лучше. Хотя это парадокс, ведь когда Бель в машине, это заставляет меня невольно съеживаться оттого, что ее жизнь в моих руках.

— Я хочу, чтобы это стало нашим с тобой путешествием.

— Ладно, — сдается она. — Но пообещай, что сможешь быть более расслабленным и не таким зрительно-неполноценным. По пути будет много всего красивого.

— Обещаю.

Вина заковывает меня в наручники. Опять.

Я настоял. Заставил человека сесть со мной в машину ради моих желаний. Опять. Все могло закончиться хорошо, если бы не я. Опять. Она бы уже была на просмотре, а не без сознания в какой-то части этой больницы. Бель могла остаться невредимой. Почему она, а не я? Опять. Почему на мне всего небольшая царапина, а она, возможно, в шаге от смерти? Опять.

— Блядь! — вырывается из меня крик, я пробиваю гипсокартонную перегородку в коридоре больницы.

Мое дыхание похоже на приступ астмы. Я хочу перекрыть себе кислород, лишь бы прекратить происходящее. Мое тело опускается на пол и сотрясается, словно я наркоман, который нуждается в дозе.

Я нуждаюсь в ней. В том, чтобы она была здорова.

— Леви! — голос папы медленно пробирается в сознание. Крепкие руки поднимают меня с пола и притягивают к груди.

— Я здесь. — Он обнимает меня, не давая вновь упасть. — Я рядом, сынок. Боже… мне так жаль.

Я обнимаю его в ответ, потому что он нужен мне. В коридоре полная тишина, и слышно лишь мое хриплое дыхание. Папа такой живой, такой настоящий. И я готов отпустить все свои обиды за прошлые годы, лишь бы он продолжал держать меня в своих руках.

— Я так переживал. Так боялся потерять тебя. Опять, — шепчет он и, немного отстраняясь, я вижу его глаза — красные от непролитых слез.

Опять. Опять. Опять.

Это все больше становится похожим на какой-то круговорот событий.

— Я в порядке, но она… Почему не я? Почему опять не я? — Мой голос срывается.

— Не смей так говорить, — приказывает он. — Давай присядем, я узнал об ее самочувствии.

Папа тянет меня к скамейке, обеспокоенно окидывая мое тело взглядом. Черт, я знаю, чувствую, что все плохо. Шум в голове похож на беспрестанное жужжание, сквозь которое ядовитый голос шепчет:

— Это ты виноват.

Мы садимся на скамейку, и папа опирается предплечьями на колени. Он нервно сжимает и разжимает кулаки, прежде чем заговорить.

— Аннабель все еще без сознания. Травма головы, открытая травма живота, кровотечение внутренних органов… — Он останавливается, обдумывая свои слова.

Я сжимаю челюсть, и мои зубы скрипят друг об друга.

— Продолжай.

— Возможно, она не сможет иметь… — опять осечка и сожалеющий взгляд, — Не важно. У нее возникнут проблемы с коленом. Там все не очень хорошо. Но она жива, это главное. Бель точно поправится.

Папа сжимает мое плечо, но меня это совсем не успокаивает. Я удивлен, что мозг может обрабатывать информацию, потому что ко мне моментально приходит осознание.

— Не сможет иметь что? Она сможет танцевать?

— Скорее всего нет… Врачи точно не знают.

Я разрушил ее жизнь. Она меня никогда за это не простит. Я сам не смогу простить себя.

— Черт! — Я подрываюсь на ноги.

— Не это главное, Леви! Она жива и сможет восстановиться. Возможно, не все в ее жизни будет как прежде и…

— Что? Ты ведь что-то недоговариваешь? Я чувствую это.

— Врачи еще не могут сказать наверняка, поэтому не стоит об этом переживать. — Он взволнованно проводит рукой по своим волосам.

Мои мысли мечутся, и я никак не могу сосредоточиться на всех вопросах, которые хочу ему задать. Но один из них становится отчетливым. Один из них крутится в голове, заставляя узнать на него ответ.

— Папа, почему она вылетела на дорогу, а я остался цел и невредим? Почему, черт возьми?! — срываюсь я вновь на крик.

— Потому что она была не пристегнута.

С глухим стуком моя голова ударяется об стену. Я хочу биться ей, пока от нее не останется и следа. Чтобы вместе с кровью ушел весь этот день. Все швы, наложенные на мою душу, трескаются и разрываются на куски, оголяя старые раны. Я чувствую, как их посыпают солью, проводят по телу ножом, рассекая его на мелкие кусочки.

Лица мамы и Бель всплывают в сознании, смешиваясь в одну картину.

Виновен. Виновен. Виновен, — оглашается приговор.

Я убил ее своим появлением. Сжег до основания, превратив в звездную пыль.

Антракт

Глава 29

Аннабель