Пришла моя пора, я вышел в люди! Во-первых, я уж больше не верблюд, Хоть я еще горбат, но меньше лют, Ведь ездят не на мне, а на верблюде! А во-вторых, я вижу в каждом блюде, Что каждый день в столовой подают, Гастрономический как бы уют. А в-третьих, всюду урны, в них и плюйте! Я разве не культурный человек? Советский от ногтей ножных до век, До темени, что Кара-Кума вроде. Туда б сейчас растительность, друзья! Об изменениях слыхал в природе… Я выпивший, а почему нельзя?
"Без слов «Сонет Петрарки» слышу Листа..."
Без слов «Сонет Петрарки» слышу Листа. Душа уходит в дальние века, И грусть моя прозрачна и легка, Хоть музыка мучительна и мглиста. Я сложный вижу бег перстов артиста По шатким клавишам, одна рука В басах завязла и не далека Другая, что доводит звук до свиста. Лаура, сжалься над безумцем тем, Других который не находит тем, Кроме любви своей к тебе, Лаура! Он полон чувств и мыслей, он – поэт, Его лицо то солнечно, то хмуро, – Твоих очей на нем и тень и свет.
"Спускаюсь в ад, мне жутко одному..."
Спускаюсь в ад, мне жутко одному, – Темно ведь под землею, как в могиле. Тень чья-то… Ба, да это же Вергилий! Я прижимаюсь в ужасе к нему. Мы в самом пекле, в огненном дыму. Я слышу вопли душ, – друзья, враги ли Кипят в смоле в обнимку, – не пойму… «В чем смысл сей казни?» – «Все в поэтах были И пели как бы врозь», – Вергилий мне. А я: «Учитель, с Вами мы вполне Живехоньки, забыли нас – вот чудо!» «Чертям с полугоря – других возьмут!» «А нам бы к выходу!» – «Напрасен труд! Знай, никому нет выхода отсюда!»
"Не только лишь у женщин, и у рек..."
Не только лишь у женщин, и у рек Истерика бывает… Так, наш Терек – Неисправимый, видимо, истерик Или холерик, хоть не человек. А Кама – умница, течет весь век Спокойно, хоть порой подмоет берег, Но глубь ее не требует промерок, Плывешь по ней, и плавен вод разбег. А Волга-матушка мелеет явно, Хоть грузы на хребте своем исправно Нам переносит с севера на юг… Очнулись Вы, а думал – Вам каюк! Затылком в пол, – нельзя же так, мой друг, Любезнейшая Ксенья Николавна!
"«…А кто за вас заплатит, Пушкин, что ли?»..."
«…А кто за вас заплатит, Пушкин, что ли?» За всех он платит, действует за всех. Я возмущаюсь, подавляя смех, И людям говорю, кривясь от боли: «Поэт не лошадь, умер он тем боле!» Да нет же, – отвечают, – жив на грех, Имеет и поныне он успех… «В подлунном мире буду жив, доколе В нем будет жить хотя б один пиит», – Нерукотворный памятник гласит. Стоит он на высоком пьедестале, – На сердце держит руку он одну, Другую ж… Насмехаться чтоб не стали, О той, что сзади, не упомяну.