Здравствуй, Ходжа Насреддин!

Отун-биби. Все ваши мудрецы – лгуны и мошенники, вот что я вам скажу! В ишака… Они только и делают, что обкрадывают вас!

Эмир. Однако Гуссейн Гуслия доказал нам свою ученость.

Отун-биби. Ученость! Знаю я эту ученость. Если он такой ученый, пусть он вылечит вашу новую наложницу! Пусть-ка вылечит, а я посмотрю!

Эмир. Разве она заболела?

Отун-биби. Да, она изволила проявить крайнюю невоспитанность – впустила в себя шайтана! Пусть-ка ваш мудрец выгонит из нее шайтана!

Эмир. Гуссейн Гуслия, ты можешь ее вылечить?

Насреддин. Я должен ее осмотреть.

Эмир(грозно). Осмотреть? Ты хочешь ее осмотреть?

Насреддин. О повелитель! Мне достаточно взглянуть на ее руку, я могу определить болезнь по цвету ногтей.

Эмир. Руку? Ну, это можно. Мы полагаем, что созерцание ее руки нам не повредит.

Отун-биби входит в садик, повелительным жестом заставляет эмирских жен скрыться в гареме, набрасывает на Гюльджан покрывало. Эмир и Насреддин проходят в садик.

Насреддин. Как ее зовут?

Эмир. Гюльджан.

Насреддин. Гюльджан!

Гюльджан вздрогнула под покрывалом, не зная, во сне или наяву она слышит этот голос.

Насреддин(быстро). Гюльджан! Я – новый мудрец эмира! Ты понимаешь, Гюльджан, я – новый мудрец эмира! Меня зовут Гуссейн Гуслия. Ты слышишь меня?

Гюльджан(задыхаясь от волнения). Я слышу… Я слышу вас, Гуссейн Гуслия!

Насреддин. Дай мне руку, дабы я мог определить болезнь. Дай мне руку! (Берет ее за руку.) Что у тебя болит?

Гюльджан. Сердце! У меня болит сердце от горя и тоски.

Насреддин. В чем причина твоего горя?

Гюльджан. Я разлучена с тем, кого люблю.

Насреддин. Повелитель слышит – она не в силах перенести даже нескольких дней разлуки!

Гюльджан. И вот я чувствую, что мой возлюбленный рядом, но не могу ни обнять, ни поцеловать его…

Отун-биби(одобрительно кивая). «Если я роза – сорви меня и положи на сердце свое…».

Гюльджан. О, скоро ли, скоро ли наступит день, когда он обнимет меня?

Насреддин(прикидываясь изумленным). Всемогущий Аллах, какую сильную страсть внушил ей эмир за столь короткое время!

Эмир в восторге хихикает.

Успокойся, Гюльджан. Тот, кого ты любишь, близко. Он слышит тебя, он день и ночь думает только о тебе. Разве я не прав, повелитель?

Эмир. Прав! Ты вполне прав! Гюльджан, твой возлюбленный слышит тебя.

Насреддин. Тебе угрожает опасность, Гюльджан, но я спасу тебя.

Эмир. Он спасет! Он обязательно спасет!

Гюльджан(смеясь и плача). Спасибо, спасибо вам, Гуссейн Гуслия, несравненный исцелитель болезней! Мой возлюбленный рядом. Я чувствую, как вместе, удар в удар, бьются наши сердца!

Насреддин и совершенно восхищенный эмир выходят из садика.

Эмир. Какую, однако, сильную страсть внушили мы ей! Признайся, Гуссейн Гуслия, тебе не часто приходилось видеть подобную страсть… А как дрожал ее голос, как она смеялась и плакала!

Гюльджан, танцуя, радостно кружится вокруг мраморного бассейна.

Отун-биби(нагоняя эмира). Она выздоровела, о господин! От ее болезни не осталось и следа!

Эмир. Сегодня же мы щедро вознаградим тебя, Гуссейн Гуслия!

Отун-биби. За тридцать пять лет у вас впервые появился настоящий мудрец!

Занавес

Антракт 3

Бьет барабан, заревели трубы. На просцениум входит эмирская процессия: впереди – эмир и ишак, за ними – Насреддин и сановники. С другой стороны входит Бахтияр с пергаментным свитком, к которому подвешена огромная сургучная печать. За Бахтияром следует рябой стражник с блюдом плова, толстый и тощий стражники с шелковыми подушками, на каждой из которых лежит по кошельку. Бахтияр разворачивает свиток.