Здравствуй, земля целинная. Книга третья

Но, если бы я знала о такой статье, то смогла бы сама первой побежать в милицию, чтобы рассказывать о неправильных высказываниях своих хороших знакомых, думала я, и отвечала, что не смогла бы поступать так подло. Как случилось, думала я, что мы строили самое справедливое свободное общество в мире, а оказалось, что в нас подавляются всякие свободы, даже за выражения своих чувств и мыслей можно надолго сесть в тюрьму. Люди стали очень подлыми, жестокими, а удел честных порядочных людей, которые посвятили свою жизнь борьбе за идеалы революции, стала тюрьма, политические преследования. За что же я тогда боролась – этот вопрос сверлил мой мозг, но я ни с кем не хотела делится своими подозрениями, опасаясь, что меня обвинят во всех смертных грехах. Мне легче было сидеть в белогвардейской тюрьме, где объявили мне смертный приговор, ибо я была уверена, что умираю за светлую веру в лучшее будущее, но за что я сейчас буду умирать. Сразу или в долгих скитаниях по тюрьмам. я была на грани того, чтобы покончить с собой от отчаяния, от этих назойливых вопросов. Между прочим, в нашей камере был случай самоубийства молодой девушки, которая работала журналисткой в газете, она так хотела добиться справедливости в отношении одного очень честного ветерана революции, участника гражданской войны. Она писала письма Сталину, но не получала ответа, после потери веры он решила покончить жизнь самоубийством, повесилась на собственном чулке.

Я удержалась от этого только потому, что хотелось довести свою невиновность.

– Как же так получилось, что таких заслуженных людей бросали в тюрьму, – удивленно спросил Петр, он был задет такой несправедливостью по отношению к этой женщине и той журналистке, ведь его наивная душа полагала, что он живет в самом лучшем государстве, что наказывали действительно врагов страны, а тут открывались такие ужасные истории.

– Было так. Но до сих пор я так и не поняла почему так происходило, – тихо ответила Анна Михайловна, – Впрочем, уже поздно, пора нам расходится.

Много было непонятного для Петра Власенко из рассказов ветерана революции Анны Михайловны. Женщина, которая заслуживала на почет и уважение за её беззаветное служение делу революции, уйди из зажиточной жизни, чтобы сделать справедливое распределение всех благ в стране, перессорившись из-за этого со своей буржуазной семьей, получила за это презрение и тюрьму. Почему так произошло и кто был неправ в этом случае? Ему хотелось узнать всю правду от этой седой худощавой женщины с глубоко несчастным взглядом, поэтому после работы он спешил в тесную комнатку бывшей хозяйке всего дома.

– Я принес вам немного масла и колбасы, – сказал он, войдя в комнатку Анны Михайловны.

– Ну, что вы тратитесь на меня. У меня есть пенсия, спасибо, правительству, что назначило мне пенсию, как ветерану революцию.

– Я рад за вас, но это так сказать благодарность от молодого поколения.

– После того, как я не подписала протокол допроса мой следователь очень разозлился. Он начал кричать на меня, что я не сознательный человек, что я не хочу бороться к нашим врагам, которые хотят уничтожить первое в мире социалистическое государство. Допросы стали продолжатся по несколько часов. Следователи уставали и меняли друг друга, а мне не давали сна, добиваясь чистосердечного признания. В конце концов мне это надоело, даже не так. Мне стало жаль этих рядовых работников органов, которые исполняя чей-то нелепый приказ, тратили на меня столько времени, которые из-за моего упорства стали злыми, грубыми, некультурными, их речь была наполнена криком и матом, поэтому я согласилась подписать протокол со своим дополнением. Они согласились с этим, и я подписала свой приговор с примечанием, что на меня морально давили. Скоро состоялся суд и мне дали десять лет по статье 58, пункт 11, 12.

Мне предстояло проделать нелегкий путь на Дальний Восток в холодных вагонах, в которых обычно перевозили скот. В вагоне было устроено стеллажи в два этажа справа и слева от дверей, а посредине вагона стояла буржуйка, которую мы постоянно топили, чтобы совсем не замерзнуть, ибо был конец ноября, а тем более, мы ехали в Сибирь, где в это время было еще холоднее. Дрова мы собирали на станциях, где мы стояли по несколько часов, а то и дней.

В вагоне нас было около тридцати женщин, все политические, правда, попадались там и совсем безграмотные женщины. Помню, пожилую сельскую женщину, которую посадили из-за сына, объявленного врагом народа. тоскливо было ехать в этом вагоне, постоянно роздавался то тут, то там чей-то стон, а то и горький плач. Рядом со мной лежала рано поседевшая женщина, она постоянно всхлипывала, отвернувшись к стене.