Зеленая ветвь

Глядя на дорогу, проложенную в незапамятную старину, Райкос думал о том, как две с половиной тысячи лет тому назад по ней шагали, сверкая бронзовыми доспехами, воины, имена которых навеки стали символом мужества и храбрости. Он с любопытством всматривался в пустынный пейзаж и замшелые скалы, стараясь найти следы прошлого. Но увы! Кроме нескольких развалившихся каменных башен да изредка попадавшихся часовенок, он так ничего и не высмотрел.

«Неужели навсегда затерялись и исчезли даже признаки былого величия?» — грустно подумал Райкос. Граф Метакса, видимо, утомленный дорогой, уснул. Его мерное похрапывание не мешало Райкосу обозревать места, через которые они проезжали. Он был доволен, что спутник не мешает ему сосредоточиться и побыть с самим собой наедине.

Отдав несколько часов сну, Метакса, так же неожиданно проснулся, протер платком заспанное лицо и, покашливая, сказал:

— Эти горы тянутся до самой Майны.

Слово «Майна» неприятно резануло слух Райкоса. Неужели граф не чувствует, как нелепо звучит в его устах это слово, заменившее славное название — Спарта? Не выдержав, он заметил:

— Простите, но если бы я был греком, то уважал бы город, родивший великих героев, подвиги которых не перестают восхищать человечество. Ну как можно было зачеркнуть Спарту!

Райкос раскраснелся, он говорил так громко, что его услышали солдаты. Они повернулись, с восхищением слушая Райкоса.

— Вы майнот, сударь? — спросил его ефрейтор.

— Нет, любезный, я русский, — ответил Райкос, — но люблю спартанцев.

— Браво! Браво! Господин губернатор, вы нам дали отличный урок, как уважать славное прошлое своей родины, — захлопал в ладоши ефрейтор. — Мы, греки, действительно изрядно позабыли об этом.

— Позвольте, позвольте! — Метакса сделал над собой усилие и улыбнулся. — А зачем нам, грекам, воскрешать языческую историю? У нас не хватает времени для исполнения сегодняшних дел. Вот мы и позабыли про Спарту. Пасем коз на заросших развалинах Акрополя. Ну и что? Разве Греция от этого что-либо потеряла? Я спрашиваю вас: что она потеряла?

— Очень многое… Она может потерять свою свободу и независимость! Следовало бы воскресить историю, вспомнив, как мужественно защищали спартанцы свой город, и на этих примерах воспитывать новые поколения патриотов. Мы, иноземцы, гордимся вашей былой славой, а вы о ней забыли…

— Что ж, видимо, вы правы, — равнодушно ответил Метакса.

27 СПУТНИК

Много лет спустя Райкос описал свои впечатления о путешествии в Спарту.

«…Среди этого буйного, необщительного племени начались междоусобица, нескончаемые побоища. Майнот постоянно живет мыслью об убийстве. Тяжелые домашние работы возложены на женщин: они засевают поля и убирают хлеб, личность их считается неприкосновенной. Воздержанность майнота поистине изумительна: пищу его составляют небольшое количество ячменной муки, лук, чеснок, маслины, молоко, сахар и мясо соленых куропаток; во время перелета этих птиц майноты запасаются ими в огромном количестве.

…Живут они в башенках, на не слишком далеком расстоянии друг от друга. На верху башни настелен ровный помост. Верхнее жилье занимает женщина, нижнее — мужчина. Он сидит у окна, подстерегая неприятеля. Рядом с ним — ружье, в руках мандолина, на которой он наигрывает песню. Горе неосторожному путнику, который приблизится на расстояние полета пули. Он станет мишенью и погибнет от меткого выстрела. Уложив прохожего, убийца снова возьмет в руки мандолину и продолжит прерванную игру. Даже женщины, не принимающие участия в раздорах мужчин, время от времени делают друг другу вызовы, выходят на помосты башен и начинают метать из пращей камнями, что нередко оканчивается смертью какой-либо из них. Они очень ловки и редко допускают промахи. Когда идет побоище у женщин, мужчины соблюдают перемирие и лишь наблюдают за маневрами своих подруг. Граф Андрей Метакса, посланный президентом в 1830 году для осмотра Майны, говорил, что нашел там одного майнота, который никогда не переступал за порог своего дома, — денно и нощно подстерегал и убивал своих кровных врагов».

Республиканское правительство Греции пришлось не по душе многим европейским странам. Они стремились заменить турецкое иго своим гнетом. И использовали для этого греческую Вандею — Майну и майнотов, наиболее отсталые районы республики.

Райкоса сердило, что граф Андрей Метакса не всегда с ним откровенен, не разделял его взглядов о славном прошлом Спарты. Райкос не ведал, что многие реакционно настроенные майноты, занимающиеся грабежом и разбоем, тоже величают себя «спартанцами». Не знал, что у Метаксы есть тайное поручение президента выявлять и обезвреживать таких бандитов. «Все недалекие люди скрытны и хитры», — часто повторял Райкос вычитанную у какого-то философа фразу, приписывая эти качества графу Метаксе. А тот, словно улавливая его мысли, как-то странно щурился и загадочно улыбался. Настолько загадочно, что Райкосу стало казаться — назревает неприятное для них обоих объяснение. И это произошло, правда, не совсем так, как они ожидали.