Однажды на одном из растений Чайлахян увидел нечто не совсем обычное. На- ветке почти полностью развившийся плод прижимал лепестки, которым давно уже надлежало опасть. Подражая директору, он повесил на куст бирку со своей фамилией и датой.
— Ну смотри, попадет тебе от Гаврилы, — говорили ему товарищи.
Однако на очередном семинаре Гавриил Семенович подробно рассказал об этой редкой особенности и указал, что ее обнаружил студент Чайлахян.
«Зайцев был тем центром, от которого отходили все нити руководства станцией. Его личность накладывала особый отпечаток на все стороны ее работы. Чувствовалось, что его мозг и его сердце наполняют жизнью это учреждение», — вспоминает Михаил Христофорович Чайлахян.
Всего один сезон проработал студент М. X. Чайлахян под руководством Г. С. Зайцева, но до сих пор, давно уже став академиком, считает себя его учеником.
Не входя вроде бы в близкое общение со студентами-практикантами, Зайцев с первых же дней каким-то образом «угадывал» среди них музыкантов и приглашал к себе на музыкальные вечера. Здесь составлялись импровизированные трио или квартеты, и подолгу в остывающей вечерней мгле, над древним Бозсу, разливались мелодии Моцарта, Гайдна или Чайковского.
Подрастали дети.
Пока не было в Ивановке школы, сына учила дома Лидия Владимировна. Судя по всему, она была строгой учительницей, требовала от Ванюши усидчивости. Он же норовил уклониться от занятий, и хитрости мальчика забавляли Гавриила Семеновича. Среди его бумаг сохранилось шутливое стихотворение.
(Первый трактор появился на станции в 1927 году, что было, конечно, огромным событием.)
Чувство юмора редко оставляло внешне сурового и строгого директора станции. Шуточные стихи он посвящал различным событиям станционной жизни — и покраске лодки, и отъезду со станции оказавшегося неспособным к настоящей научной работе сотрудника. Даже стихотворный «Совет сортам и ухаживателям» сочинил Гавриил Семенович. И только когда он сталкивался с явной недобросовестностью и нечестностью, его покидало чувство юмора.
Щедро делясь на семинарах своими идеями, Гавриил Семенович никогда не спешил их опубликовывать. Даже написанные статьи он нередко по многу месяцев «выдерживал» в ящике своего стола, прежде чем отправить их в печать. Этим иной раз пользовались ловкачи, хватавшие на лету его мысли и стряпавшие незрелые статейки.
Такие случаи особенно возмущали Гавриила Семеновича, он относился к ним с излишней, пожалуй, нервозностью.
Когда один из его учеников опубликовал в «Хлопковом деле» статью, в которой не сделал ссылки на Гавриила Семеновича, он даже издал приказ, запрещавший публиковать что-либо без его визы или редакции[36]
.Но и после издания этого приказа он долго не мог успокоиться. «Мой совет — плюнь на все и береги свое здоровье, — писал ему в связи с этим его друг Н. Ф. Деревицкий. — Мне <…> много приходилось встречаться с плагиатом в том или другом виде, и я относился и отношусь к этому довольно спокойно, пожалуй, несколько расточительно. Я рассуждаю так — «пусть крадут мысли, у кого нет, а у меня будут новые».
Мудрый совет, не правда ли?
В бумагах Гавриила Семеновича сохранился листок, на котором его рукой написано:
«Материальные основы растут. Выросли и идейные основы…
В чем сила? Сила — в духе творения. Каждое завоевание — этап, но не цель, этап — остановка, та вышка, откуда видны дали.'..
Впереди — даль, ширь, новые горизонты и новые победы. Это фронт. Позади — тыл. Жизненность в некотором соотношении между фронтом и тылом. Беда, когда интересы тыла задавят фронт.
Что такое тыл?
1) жвачка,
2) гордыня,
3) слепота,
4) свинство (свинья под дубом)».
Жаль, что иной раз интересы тыла у него задавливали фронт.
А фронт проходил через его опытные делянки. На них ежедневно проходили бои. За новые знания о хлопчатнике. За новые методы исследований. За лучшие селекционные сорта.
В 1927 году станция заимела собственный электродвижок, и в помещениях ее вспыхнул электрический свет.
Гавриилу Семеновичу, вынужденному некогда работать при свете коптящих фитильков, особенно дорого было это приобретение.
— Этот яркий данный нам свет, — сказал он на митинге, посвященном пуску электродвижка, — есть один из ярких знаков признания нашей работы — ее необходимости и полезности[37]
.Его речь на митинге дышит неподдельным энтузиазмом. Он и начинает ее с того, что ему хочется «говорить пламенные, зажигательные речи», но он «не мастер на них».