Землепроходцы

Когда там, на базарной площади, он впервые уви­дел ее, ему показалось, что он сходит с ума. Ибо сре­ди пленниц, приведенных казаками с Авачи, он увидел вдруг Стешу Серюкову. То же широковатое светлое ли­цо, те же темные с таким знакомым большим разрезом глаза, те же полные губы — всем выражением лица, станом, походкой это была его Стеша. Только волосы, еще более длинные, чем у Стеши, были чернее и гуще. И когда Мартиан окрестил камчадалку Степанидой, голова у Атласова совсем пошла кругом.

Второе чудо произошло тогда, когда он властно взял Степаниду за руку, и она, лишь на миг отшатнув­шись, вдруг доверчиво пошла за ним, как будто тоже узнала его, едва внимательно вгляделась в лицо Атласова. Когда в торговом ряду он покупал ей подарки, она уже сама крепко держалась за его руку, словно опасалась, что их могут разлучить.

Теперь он знал, что она верна будет ему всегда: Степанида прибежала к арестантской через час после того, как его обезоружили и взяли под караул. Она умоляла караульного до тех пор, пока тот не пропустил ее к арестованному, и приходила потом каждый день, хотя чаще всего ее не пропускали.

Нет, он не жалеет о том, что отбил ее тогда силой у Беляева. Мучает его другое: он зарубил саблей без­оружного. Разве это не позорно для казака? И хотя тьма, застилавшая его глаза, рассеялась, поспешный его уход с ярмарки был как бегство от самого себя.

Он еще не успел как следует опомниться, поэтому и поверил слуху, что камчадальские воинские отряды подходят к Верхнекамчатску, приказал вернуть казакам оружие. И оказался обезоружен сам.

Все помыслы его теперь сосредоточены на одном: как вырваться из-под стражи?

Атласова бесит, что все казаки из его ближайшего окружения отвернулись от него, даже Щипицын. Он пы­тался связаться с ним через Степаниду, но тот не за­хотел иметь с Атласовым дела, опасаясь, что воевода не простит пятидесятнику убийства Беляева. Что ж, каждому своя шкура дорога. Только рано Щипицын поставил на нем крест. Здешние казаки мало пред­ставляют, с кем они имеют дело. Когда нет никакого выхода, он умеет посмотреть на потолок, как учил его когда-то Лука Морозко, и прочитать, в чем его спа­сение.

День прошел в ожидании встречи с камчадалкой. Вечером Шибанова сменил Харитон Березин, казак ве­селый и добродушный, с пышным русым чубом и столь же пышной окладистой бородой. Заперев Атласова в ясачной избе, он предупредил:

— Камчадалку твою, коль придет, прочь прогоню.

Однако, поужинав, Атласов не спешил заснуть. Он лежал на топчане при свете плошки, подложив ру­ки под голову, и прислушивался к ночным шорохам, к собачьему лаю, к звуку шагов Березина в караулке, к биению собственного сердца.

Услышав скрип снега за дверью, он сразу понял: Степанида! — и весь превратился в слух. Березин долго препирался с нею в караулке, камчадалка, кажет­ся, даже поплакала. Затем хлопнула дверь, и Атласов услышал лязг замка. Уговорила-таки!

Вскочив с топчана, он ждал, когда она войдет. Наконец Березин перестал возиться с замком, дверь распахнулась, и камчадалка влетела в нее вместе с клубами пара, повисла на груди у Атласова, не стес­няясь караульного, который негромко хохотал, глядя на них.

— Ну? — нетерпеливо спросил Атласов, едва ка­раульный захлопнул дверь.

— Вот!

В руку Атласова легла тяжелая холодная рукоять пистоля.

— Как? Неужели сегодня? Сейчас? Она кивнула.

— А собаки? — не хотел верить Атласов.

— Упряжка готова. И все уложено, — показала она в улыбке чистые, что скатный жемчуг, зубы и тут же стала стаскивать шубейку.

У Атласова голова пошла кругом и потемнело в гла­зах. Он жадно и благодарно целовал ее лицо, решив, что такого чуда, как эта молодая женщина, судьба не посылала никому на свете. Соболь золотая, что пре­красней лебеди белой, досталась ему.

— Ну как? Намиловались? — весело спросил Бе­резин, возникая на пороге.

Ответа он не дождался. Притаившийся за косяком двери Атласов рванул казака внутрь и обрушил на его лицо страшный удар рукоятью пистоля. Степанида бы­стро захлопнула дверь.

Оглушенного казака они связали и сунули ему в рот рукавицу.

Прихватив пищаль караульного, пояс с припасами к ней и саблю, они задули плошку и вышли из избы. Покров туч над острогом разошелся, и на небе густо горели колючие ледяные звезды. Замирая от скрипа собственных шагов, они миновали стены крепости. Ка­раульный на сторожевой вышке, к счастью, не обратил на них внимания.

— Иди на дорогу, я догоню, — шепнула Степанида и быстрым легким шагом пошла к посаду.

Атласов, отыскав зимнюю санную дорогу, хорошо укатанную к этой поре, зашагал прочь от крепости вдоль берега реки, глухо гудевшей подо льдом. Отпо­лированный полозьями нарт снег на дороге отблескивал светом звезд.

Он успел удалиться от острога на добрую версту, прежде чем услышал позади визг полозьев, сливающий­ся с повизгиванием собак. Скоро нарты поравнялись с ним.

Ловко остановив упряжку, Степанида соскочила с саней, весело спросила:

— Ну, поехали?

— Чья упряжка? — спросил он.