Землепроходцы

Впереди этого каравана шло несколько ламутов, на них были оленьи кафтаны с коротко — по-летнему — остриженной шерстью, расшитые мелким цветным бисе­ром — одекуем, малахаи надвинуты до бровей, на но­гах — короткие сыромятные бродни.

За спинами у ламутов болтались короткие луки в чехлах, на поясах — тяжелые расшитые колчаны, пол­ные стрел с железными наконечниками. Только у са­мого молодого из них за спиной висел старенький са­мопал, которым обладатель немало гордился. Это был младший сын ламутского князца Шолгуна Умай. На кафтане Умая, кроме бисера, поблескивало полдю­жины крупных медных монет и медных бляшек. Его са­мопал был знаком особой милости якутского воеводы к старому Шолгуну, унявшему по договоренности с вое­водой многолетнюю смуту ламских родов вокруг Охот­ского острога.

Рядом с Умаем, ведя в поводу пузатую лошаденку, шагал Семейка Ярыгин. На его худом обветренном ли­це выделялись живые темные глаза и не по годам суровая складка над переносьем. Он служил при началь­нике отряда Сорокоумове за толмача.

Сибирский губернатор князь Матвей Петрович Га­гарин, выполняя волю царя Петра Алексеевича, отдал приказ якутскому воеводе послать казаков для отыска­ния морского пути из Охотска в Камчатку. Морской путь мог бы разрешить все трудности по доставке в Якутск камчатской пушнины. Немирные оленные коря­ки часто подстерегали отряды казаков, шедших сухим путем из Камчатки через Анадырь в Якутск, соболиная казна бесследно исчезала в тундре вместе с сопровож­давшими ее служилыми. Более двухсот казаков оста­вили свои головы на этом крестном пути за первые де­сять лет после покорения Камчатки Атласовым. Для немногочисленного якутского гарнизона это была огромная потеря. За недостатком людей соболиные ясачные сборы не вывозились с Камчатки по несколь­ку лет.

Очередь идти на службу из ближних якутских волос­тей в дальний Охотский острог пала на казачьего де­сятника Ивана Сорокоумова, человека заносчивого, но ленивого и нерешительного, приземистого, неповоротли­вого, с оплывшим бабьим лицом. Чтобы придать ему решительности и энергии, его заранее осыпали милостя­ми, приписали в дети боярские, снабдили его отряд пуш­ками, придали даже сиповщиков и барабанщиков, слов­но он был по меньшей мере казачьим головой.

Однако ни корабельных припасов, кроме холста на паруса, ни знающих мореходов в Якутске не нашлось. Воевода понадеялся на казацкую смекалку. Строить су­да казакам было не впервые. Авось и в этот раз упра­вятся.

Выскочив «из грязи да в князи», Сорокоумов сде­лался важен, криклив и жесток. Как всякий недалекий человек, он старался ловить казаков на мелких провин­ностях и тут же пускал в ход плетку. К концу похода успел он перепороть почти всех служилых, не щадя да­же своих бывших товарищей. Не только казаки, но и казачьи десятники таили на него злобу.

Неизвестно, чем бы все это кончилось (тайга — де­ло темное), да выручил Сорокоумова торговый человек Василий Щипицын. Появившись в Якутске, он умаслил воеводу богатыми поклонными и, оставив казачью служ­бу, занялся торговлей. Было известно, что он быстро разбогател. Ходили слухи, что сам воевода был у него в доле.

Постепенно Щипицын стал правой рукой начальни­ка отряда, заушником. Он все чаще бывал в палатке Сорокоумова, разделяя с ним то утреннюю, то вечернюю трапезу

Со Щипицыным заодно держались двое промышлен­ных, братья Григорий да Петр Бакаулины, мужики дюжие, черные, что птицы-вороны, бывалые и ухва­тистые.

Приблизив Василия Щипицына и Бакаулиных, Со­рокоумов обрел надежных советчиков и охранников. По­чти половина казаков ходила в должниках у Щипицы­на и почитала его за своего благодетеля.

Промышленные, со своей стороны, надеялись ис­пользовать благоволение будущего управителя Охотска с немалой для себя выгодой.

Минуло полтора месяца с того дня, когда отряд Со­рокоумова выступил из Якутска. За это время казаки одолели воды Алдана и Маи, вышли на Юдому и ми­новали Юдомский Крест. По берегам всех рек дымили пожары. Лица казаков прокоптились и почернели. На Юдоме, обходя лесные палы, едва не заблудились. Здесь уже якутские стойбища сменились ламутскими, и Сорокоумов на чем свет стоит клял Умая, который те­перь вел отряд, как знаток здешних мест.

Однако чутье молодого ламута вывело отряд из гор­ного лабиринта к Уракскому перевалу. Тут они нашли тропу, которая свернула к ущелью и круто полезла вверх. По дну ущелья бежал ручей, местами перекры­тый толстым слоем каменного снега. Сверху из ущелья тянуло ледяной сыростью. Седловина перевала теря­лась в тумане.

На перевал поднялись часа за два и стали спускать­ся. К тому времени, когда вышли в каменистую долину, свечерело, и Сорокоумов объявил ночлег. Казаки нача­ли ставить палатки. В долине по ручью нашли сухо­стойную ольху, и вскоре запылали костры.

Ночь выдалась холодная и моросливая.