Земли обетованные

И действительно, в понедельник, 13 июня 1965 года итальянский режиссер Джилло Понтекорво[147] начал съемки фильма «Битва за Алжир». Он хотел рассказать о восстании алжирцев против колонизаторов в 1957 году, героической борьбе за контроль над лабиринтами Касбы. Одновременно это был протест против репрессий, которыми французская армия пыталась подавить сопротивление восставших. Фильм был черно-белый, оператор снимал ручной камерой, «с плеча», как в документальных лентах. Статистов набирали прямо на улицах, и все это при материально-технической поддержке алжирской армии, которая предоставляла съемочной группе джипы, грузовики и танки, якобы принадлежавшие французской армии; однако опытный наблюдатель сразу заметил бы, что тут задействована русская техника, которой Франция не располагала. Но выяснилось это лишь тогда, когда началось реальное восстание.

А до того, в течение первой недели съемок, жители алжирской столицы привыкали к реву танков и, заслышав его, говорили: «Ага, это снимают кино – очень напоминает те, прежние времена». Таким образом, в субботу, 18 июня, когда бронемашины и танки заговорщиков ворвались в столицу и овладели городом со всеми его стратегическими пунктами и министерствами и когда на глазах у толпы начались повальные аресты, жители все еще считали, что это идут киносъемки: ну надо же, прямо как в жизни!

В два часа ночи офицеры контрразведки бесцеремонно разбудили президента бен Беллу, арестовали его по обвинению в государственной измене и препроводили в какое-то потайное укрытие. О том, что узник жив, стало известно лишь шестнадцать лет спустя, когда его освободили и отправили в ссылку. Арест президента послужил сигналом к чистке рядов его сторонников; их арестовывали тысячами и расстреливали сотнями; из страны выслали около пятидесяти французов – преимущественно троцкистов; следом за ними сели на пароход, идущий во Францию, еще несколько сот приверженцев Ахмеда бен Беллы, обескураженных и разочарованных. Полковник Хуари Бумедьен взял на себя функции президента, премьер-министра, министра обороны и главы ФНО. Джилло Понтекорво завершил съемки «Битвы за Алжир», и этот фильм удостоился восторженных отзывов кинокритиков, кучи наград на фестивалях и бешеного успеха у публики. Что же касается министра индустриализации, который так упорно добивался встречи с Мимуном, то он понял свою ошибку, лишь когда этот последний занял его место.

А Франк работал, выбиваясь из сил и не успевая передохнуть, так как Мимун непрерывно заваливал его срочными делами, с которыми следовало разобраться в первую очередь, в частности договорами о сотрудничестве с братскими странами, хотя многие из них весьма неодобрительно отнеслись к устранению президента и к гибели социалистических иллюзий. Однако политический реализм возобладал, ибо обнаружилось, что Алжир располагает гигантскими, еще не тронутыми месторождениями нефти и газа, которые очень интересовали весь мир. В сентябре Марко закрыл свой ресторан, ставший совсем убыточным после новой волны бегства французов, и устроил прощальную вечеринку, на которую явились человек десять, не больше. Спустя неделю он сел на пароход вместе с женой и дочерью и отбыл в Марсель, намереваясь обосноваться на родине, в Перудже[148].

Франк часто думал о Джамиле и своем сыне; ему безумно хотелось их повидать, но он помнил, что Джамиля окончательно вычеркнула его из своей жизни. «Я должен их забыть, – твердил он себе, – должен заняться делом и найти новую подругу». Эта мысль донимала его каждую ночь, особенно после того, как ему встречалась где-нибудь на улице молодая женщина с ребенком – а это бывало по сто раз на дню, – но все благие намерения развеивались как дым: избавиться от прошлого не так-то легко. Время от времени Франк поднимался на холм Вале, к казармам, в надежде встретить там Джамилю с сыном. Это стало подлинным наваждением. Он думал о них постоянно. Однажды утром ему пришла в голову мысль: а что, если предложить Джамиле просто дружбу, чтобы он мог наблюдать, как растет Карим?

Стать для него кем-то вроде дяди.

Он удовольствовался бы даже этой жалкой участью, лишь бы Джамиля согласилась, но для этого нужно было опять-таки встретиться и поговорить.

В один из воскресных дней ноября 1965 года ненастье разыгралось вовсю: пальмы сгибались под бешеными порывами ветра, дождь лил как из ведра, гремел гром, а море приняло грязно-желтый, оловянный цвет. Франк сидел дома и читал Фуко де Базена, пользуясь, как закладкой, прозрачным пакетиком с волшебным клевером, как вдруг кто-то позвонил в дверь. Он открыл и с изумлением увидел перед собой Джамилю в мокрой одежде, с мокрым от дождя лицом.

– Ой, как у тебя уютно! – сказала она, снимая косынку и куртку.

– Это пятикомнатная квартира, она слишком велика для меня, зато отсюда прекрасный вид на парк. И на море тоже.

Он предложил ей сесть, но она покачала головой; спросил, не хочет ли она выпить чего-нибудь – он может приготовить чай, – но она и от этого отказалась.

– Франк, у меня беда, и только ты можешь мне помочь.