Филипп попросил моих родителей приехать и подписать за меня контракт, я должен был открыть счет в банке, куда мне будут перечислять зарплату, а доля прибыли от продаж будет выплачиваться мне в конце каждого года. Он спросил меня, что я делал после нашей встречи, и я рассказал ему о «большой уборке», уточнив, что сделал много снимков обездоленных местных жителей и чудовищных разрушений, причиненных наводнением.
– Флоренция – это в прошлом, – ответил он. – У нас теперь другие события. По телевизору было достаточно репортажей об утонувших в грязи ангелах.
– Не сомневаюсь, но я был там и днем и ночью, фотографировал крупным планом изможденные лица отчаявшихся людей, которые потеряли все, оказались в полной нищете. Они ходили по скользкому месиву и вылавливали жалкие остатки своего имущества, задыхаясь от зловония. Я заснял обессиленную молодую женщину: вот она бредет с огромным тюком одежды на спине и протягивает руку своему ребенку, а тот увяз в липкой трясине и зовет ее на помощь; ошеломленного священника, стоящего перед покрытой грязью фреской Уччелло; и есть еще серия снимков, сделанных в наполовину отмытой церкви Всех Святых: в ней не осталось ни одного стула; люди стоят, продрогшие в своих грязных пальто, и молятся. Они выжили.
– Ну что ж, покажи свои пленки – мне кажется, ты понял суть нашей профессии.
Вечером отец и Мари забросали меня вопросами о наводнении во Флоренции. Они так смотрели на меня, с таким жадным нетерпением спрашивали, едва выслушав мой ответ: «А потом?» – что я почувствовал себя бывалым воякой, чудом уцелевшим в боях; им хотелось, чтобы я комментировал каждый снимок, когда и в каких условиях я его сделал. Отец рассказал обо мне своим родственникам и друзьям, все они ужасно возгордились тем, что близко знают такого великого фотографа. Мой отец подписал контракт, и, когда я ему сказал, сколько я заработаю этим репортажем, он вытаращил глаза:
– Не может быть!
– Может, но такое повторится не скоро. Теперь мне нужно как следует освоить профессию фотографа, потому что я хочу заниматься только этой работой.
Они не удивились, когда я сказал, что съезжаю от них и буду снимать квартиру. Что касается их дел, они были совершенно ошеломлены успехом своего магазина – народу в нем не убывало. С наступлением праздников они ежечасно решали проблемы, как вовремя доставить покупки клиентам, как управиться с вновь прибывающими товарами, где хранить оплаченную бытовую технику. Отец начал подумывать, не открыть ли филиал у автострады № 7 на выезде из Парижа. Я сказал ему, что обещал деду приехать вдвоем с ним в Фонтанеллато.
– Кстати, тут несколько раз звонила твоя приятельница, спрашивала, куда ты исчез, – заметил отец.
Камилла оставила для меня телефон детского дома в Морзине, и я сразу же позвонил: трубку взяла какая-то женщина и сказала, что сейчас позовет ее. Не прошло и пяти секунд, как между нами восстановилась прежняя близость и рассеялись неприятные воспоминания о расставании.
Камилла рассказала мне о детях, которых она опекает: они пока не встали на лыжи, потому что еще не выпал снег, но зато они совершают пешие прогулки, катаются на коньках, играют в настольные игры. Эта работа ей чрезвычайно нравилась. Потом она упомянула о моих фотографиях Флоренции.
– Откуда ты знаешь? Ты их видела?
– Твой отец рассказал о них в тот вечер, когда я звонила. Они потрясающие.
Я объяснил ей, что директор агентства предложил мне должность фотокорреспондента и я собираюсь согласиться.
– Слушай, мне надо будет отвезти детей на автобусе в Лилль. Я вернусь в Париж седьмого января.
На следующий день я стал подыскивать квартиру, мне хотелось сделать Камилле сюрприз. Я нашел одну трехкомнатную под самой крышей, без лифта, в конце улицы Муфтар, напротив церкви Сен-Медар, но, поскольку у меня не было ни справки о зарплате, ни налоговой декларации, отцу пришлось выступить в агентстве недвижимости поручителем, после чего я смог перевезти свои вещи. Я как раз укладывал в коробки книги, когда позвонил Филипп Морж: «Приезжай, у меня для тебя кое-что есть».
Филипп встретил меня широкой улыбкой. Перед ним на письменном столе были разложены отпечатанные в необычном формате снимки Флоренции после наводнения.
– Мы печатаем на бумаге размером двадцать на тридцать, а не так, как другие – двадцать четыре на тридцать. Наш размер соответствует формату негатива: этой хитрости обучил меня Саша. Благодаря такому решению теперь нам не надо обрезать фотографии, у нас больше нет белых полей, которые совершенно не нужны. Твои снимки прекрасны и расходятся как горячие пирожки, за границей тоже. Мне очень нравится серия, сделанная в церкви. Как ты там снимал?