– Я не плохая мать, просто я вообще не мать. Я не хотела, чтобы в моей жизни появился ребенок, я в нем не нуждалась, он вторгся в мою жизнь… Однако я делала над собой усилие… В больнице я подумала, что должна дать нам шанс, что со временем во мне проснется материнский инстинкт, что у нас будет семейная жизнь, как у нормальной мамы с дочкой, но прошло уже почти три года – и ничего, ни малейшего импульса; я холодна, никаких желаний, никакой радости, эта девочка по-прежнему мне чужая… я ничего не испытываю к ней, никакой привязанности, никакого интереса. Мне неприятно на нее смотреть, у нас нет никакого контакта, нет общения, я вроде няни, выполняю основные функции: кормлю, мою, одеваю, забочусь, выгуливаю раз в день, но ничего не происходит, никогда. Никакой искры. Она мне безразлична, даже хуже – она наводит на меня тоску, ее присутствие – постоянный упрек, что я ее не люблю, что никогда не обнимаю. Она молчит, никогда не кричит и не плачет, но она все время рядом, и эти ее круглые глаза, которые пристально смотрят на меня, наблюдают за мной, я больше не могу их видеть! Долгое время это безразличие лежало тяжким грузом на моей совести, но теперь я миновала стадию вины. Нужно было сразу оставить девочку, тогда ее удочерили бы люди, которые любили бы ее… Я потерпела неудачу во всем.
– Я заметил, что, когда вы упоминаете свою дочь, вы называете ее «она», или «малышка», или «ребенок». Вы никогда не зовете ее по имени?
Во время последней трапезы с Луизой и Джимми в том большом ресторане на Елисейских Полях, перед моим отъездом в Израиль, мы отпраздновали с шампанским назначение Джимми на полноценную роль в будущем фильме Луиса Бунюэля и их предстоящую свадьбу с Луизой. Он жил тогда в маленькой квартирке на улице Сен-Мартен с видом на сквер и башню Сен-Жак. Возможно, они переехали в более просторную квартиру, и в этом случае я надеялся, что консьержка даст мне их новый адрес. Озабоченный этими мыслями, я шел по улице Риволи, когда увидел, что навстречу мне, слегка прихрамывая и опираясь на трость, идет Джимми с сигаретой во рту. Я застыл. Казалось, он полностью погружен в себя. Не дойдя до меня двух метров, он остановился, и ему понадобилось несколько секунд, чтобы узнать меня; я увидел, что у него появился шрам под левой скулой. Он уронил трость, бросился ко мне и крепко обнял, хлопая ладонью по спине. Я слышал, как он повторяет: «Мишель, Мишель, Мишель…» Наконец он ослабил хватку, его лицо скривилось; из глаз хлынули слезы.
– Что случилось, Джимми?
Он удивленно посмотрел на меня:
– Да ведь Луиза… Луиза погибла!
– Что?!
Он вытер слезы рукавом.
– Да, старик, ее больше нет.
– Когда это случилось?
– Одиннадцатого июля.
– В день моего отъезда!
А я ничего не знал! Джимми хотел поднять трость, но я его опередил.
– Ты что – повредил ногу?
– Этот Джеймс Дин теперь похож на изломанную марионетку, правда? Я чудом выкарабкался, старик, ты и представить себе не можешь, через какой ад я прошел. Четыре перелома, две операции, пять недель в больнице; я думал, что никогда не выйду оттуда. Ну а потом я все-таки кое-как пришел в себя; правда, меня пока шатает – когда немного, когда сильнее, но я все-таки хожу.
Мы зашли в кафе на площади Шатле, где Джимми представил меня как своего лучшего друга и сильного игрока в настольный футбол; его обещание не брать в рот ни капли алкоголя улетучилось вместе с внешностью героя-любовника, и теперь он наверстывал упущенное.
– Авария случилась почти полгода назад, но я до сих пор так и не понял, что произошло. Какое было волшебное время, я всю жизнь мечтал об этом: наконец-то мне дали настоящую роль, я думал, когда закончатся съемки, мы поженимся. Луиза собиралась дождаться твоего возвращения: ей хотелось, чтобы ты стал ее свидетелем на свадьбе. Она предложила отвезти меня в булонскую студию, где я должен был примерить костюмы, на своем «энфилде», так было проще из-за пробок. Я сидел сзади и, как всегда, прижимался головой к ее спине, поэтому ничего не видел и не слышал. Очнулся только через три дня в больнице в Гарше, там мне спасли жизнь.
– Это была авария? Столкновение с машиной?
– Мотоцикл вынесло на встречную полосу, и он на полной скорости врезался в фургон. Луиза умерла мгновенно. По словам свидетелей, она совершила наезд намеренно, потому что прибавила скорость и ничего не сделала, чтобы избежать столкновения.
– Но ты что-то видел?
– У меня в памяти на этом месте – черная дыра.
– Это невероятно! «Энфилд» – почти развалюха, у него плохо работало рулевое управление, он должен был заглохнуть!
– Я говорю себе то же самое, и все-таки она прибавила газу! Возможно, в тот момент ей стало плохо.
Я заказал официанту еще виски с колой. Джимми попросил оставить бутылку на столе.
– У нее не было никаких причин для самоубийства: вы собирались пожениться, у тебя карьера пошла в гору.
– Я твержу себе это каждую ночь… И еще: в то утро Луиза сообщила мне, что беременна.
– Какой ужас!
– Для меня это была грандиозная новость, но Луиза не выражала никакой радости.