– Когда женщина беременна, она не кончает с собой!.. Это был твой ребенок?
– Она не знала, твой или мой, но мне было все равно, главное – что он есть, правильно? Теперь это не имеет никакого значения.
Мы разговаривали два часа, обсуждали эту историю со всех сторон, пытаясь найти ей объяснение.
– С тех пор я почти не сплю, все время думаю о Луизе, ночью разговариваю с ней. Ты помнишь ее и можешь меня понять. А знаешь, я по тебе скучал. Что, если мы сходим в клуб, пропустим по стаканчику?
– Уже поздно, тебе лучше вернуться домой.
– Ты же не бросишь меня!
– Куда ты хочешь пойти?
– Давай пойдем к Кастелю.
– Нас не пустят.
– Я член клуба, а ночи такие длинные. В моем несчастье мне немного повезло: продюсер «Тьерри-Сорвиголовы» оказался очень славным малым, он нашел оправдание моему отсутствию и, когда я начал ходить, вернул меня на роль коварного англичанина, только теперь я не езжу верхом. Я стал чем-то вроде звезды: поначалу люди меня оскорбляли, а теперь похлопывают по плечу: из-за моей фамилии и британского акцента они уверены, что я англичанин, и просят у меня автограф; к сожалению, я погибну в предпоследнем эпизоде, стрела пронзит мне сердце, но еще секунд десять я потрепыхаюсь… Я подписал контракт на драму времен Революции, и у меня есть еще два предложения, но только на телевидении. Лучше, чем ничего, правда?
Джимми подозвал официанта, чтобы расплатиться, но я достал бумажник.
– Предоставь это мне.
– Ты шутишь? Когда меня выписали из больницы, я еще месяц провел в санатории, отрезанный от всего мира, и однажды в приемной ревматолога, замечательного врача, мне на глаза попалась обложка «Пари-матч» с перевернутым автомобилем и деревом над ним; я читал статью с этими необыкновенными фотографиями и думал: «Как чувак сумел снять такое? Он же сильно рисковал: взять хоть фото на мосту со стволом дерева, которое прошило магазинчик насквозь, или с механиком, отмывающим свои отвертки, – они просто невероятны!» И вдруг я увидел твое имя и просто глазам не поверил. Ты обалденный фотограф, старик! Я спросил у дока, можно ли мне забрать журнал, он не хотел отдавать, но я сказал, что имею полное право его прихватить – при такой цене за консультацию. Кому только я не показывал твои снимки! Теперь ты знаменитость!
Был уже час ночи, когда мы оказались на улице Принцессы, у входа в клуб. Охранница, сидевшая в стеклянной будке, не позволила войти троим мужчинам в смокингах, однако пропустила нас, расцеловавшись с Джимми, который сказал: «Югетт, это Мишель, мой лучший друг». Потом повернулась к подошедшему высокому мужчине добродушного вида, с залысинами на висках и галстуком, повязанным на манер шейного платка. Мужчина пожал Джимми руку.
– Жан, познакомься с Мишелем Марини, это его фотографии наводнения во Флоренции ты видел в «Пари-матч», он мне как брат.
– Добро пожаловать, Мишель, чувствуйте себя как дома, – ответил тот.
Мы поднялись на второй этаж; Джимми ужинал здесь почти каждый вечер в интерьере бель-эпок[166]
, перегруженном позолотой и десятками фотографий в рамках на стенах; он знал большинство клиентов – в том числе нескольких знаменитостей кино и сцены, а также официантов и все блюда в меню. Он спросил, голоден ли я.– Да, немного.
Джимми заказал две порции говяжьей грудинки и бутылку шабли. Рядом с нами какой-то американский актер пытался сказать на ломаном французском несколько слов бледной манекенщице с непроницаемым лицом. Официант откупорил бутылку вина и налил мне на донышко, чтобы я его продегустировал. Джимми не терпелось чокнуться за нашу встречу, и мы быстро «уговорили» всю бутылку.
И вдруг мне почудилось, что я схожу с ума: на лестнице, словно сияющий ангел, возник Клод Франсуа – да, сам Кло-Кло, – он направился прямо к нам, со словами: «Как дела, Джимми?» Они расцеловались – здесь все целовались при встрече, – и Клод сел с друзьями за столик недалеко от нас. Так я узнал, что наша национальная звезда не пропускает ни одной серии «Тьерри
– Клод, познакомься с моим другом Мишелем Марини, это он снимал наводнение во Флоренции для «Матч».
– Да-да, ужасное бедствие. Расскажите, что вы видели.
Мы проговорили целый час; похоже, Клод был потрясен масштабом разрушений, причиненных городу. Он тоже увлекался фотографией, захотел посмотреть на мой фотоаппарат, засыпал меня техническими вопросами о регулировке объектива, о диафрагме, об управлении глубиной резкости, о выборе объективов, потом даже спросил, не продам ли я его, но я отказался. Меня так и подмывало в свою очередь спросить, нельзя ли сделать несколько снимков, пока он наслаждается лососем по рецепту Брийя-Саварена[167]
, но я не решился. Люди приходили сюда выпить, пообщаться с друзьями, а не для того, чтобы стать добычей алчного фотографа. Если я хотел стать своим в этом клубе, нужно было соблюдать правила вежливости.