Обычно Анна проводила лето в молодежных лагерях; она без труда получила лицензию аниматора, а потом диплом о среднем специальном образовании в области туризма и работала то в одном, то в другом месте, но ей хотелось путешествовать не только во время каникул. Ее парень – Мишель уже не помнил, который именно, – познакомил ее с туроператором; тот искал гидов на маршруты в Грецию, Италию и Испанию. Таким образом, Анна могла реализовать мечту и провести жизнь в путешествиях; ее рабочий график был составлен на год вперед. В восемнадцать лет она встретила свой идеал – севильского экскурсовода Луиса; прожила с ним шесть месяцев, пока не поняла, что он зануда; а возможно, это был Никос – управляющий курортного комплекса на Корфу, который вскружил ей голову, но не хотел покидать свой остров. Наконец после нескольких мимолетных связей она переехала к Антуану – такой же перекати-поле, как она, он специализировался по направлению Марокко и Тунис. Мишелю нравился Антуан, который делал великолепные фотографии пустыни, и он очень расстроился, узнав об их разрыве; Анна тогда влюбилась в Луиджи, владельца пиццерии на улице Монж, что являлось несомненным плюсом, потому что предполагало оседлую жизнь. И все бы хорошо, но, увы, Луиджи был женат, имел двоих детей, а развод оказался более сложным делом, чем выглядел вначале. Месяц назад Анна приехала домой с чемоданом; она выглядела осунувшейся и ничего не желала объяснять. Когда Мишель спросил: «Что случилось? Вы расстались?» – Анна поморщилась: «Только не сейчас, ладно?» Она снова стала жить дома. Временно. Пока ситуация не прояснится и она не найдет квартиру. Камилла по секрету сказала Мишелю, что Анна снова встретилась с Антуаном, и добавила: «Все очень сложно».
Конечно, сложно.
На следующий день начальник объявил Анне, что у него возникла блестящая идея распространить их деятельность на Чехословакию; он предложил ей подумать о двух-трех турах будущим летом и выделил небольшой бюджет на подготовку. Анна навела справки в парижском консульстве Чехословакии, которое могло быстро оформить ей визу, но из-за того, что у Павла Цибульки не было французского паспорта, начались сложности. Павла лишили гражданства в 1954 году, но он отказался просить гражданство во Франции.
Из принципа.
Некоторое время он надеялся уехать к брату в Соединенные Штаты, но его просьбы систематически отклонялись: американская администрация считала его партийным бонзой. Павел оказался человеком без гражданства, и, чтобы выдать ему визу, консул должен был послать запрос в Прагу, а это заняло бы несколько недель. Коллега Анны, вернувшаяся из Варшавы, рассказывала, что без всякой визы въехала в Либерец, пересекла всю страну и выехала из Розвадова, так что границы на поверку оказались дырявыми. Анна попросила у Мишеля одолжить ей машину, на аренду у нее не было денег.
– Это невозможно, машина нужна мне, чтобы перевозить оборудование.
– Ты мог бы как-нибудь выкрутиться, – сказала Камилла, которая всегда поддерживала Анну. – Взять такси, например.
В эту ночь Мишель заснул с трудом; интуиция подсказала ему, где сейчас его место: концерты Милен Фармер – это, конечно, хорошо, но открыть для себя Прагу вместе с Анной и Павлом, увидеть воочию, как происходит мирная революция, было бы куда интереснее. Утром он позвонил Филиппу Моржу и изложил ему свою идею репортажа:
– Значит, так: после тридцати восьми лет изгнания чех возвращается в Прагу. Но это не простой чех, а бывший посол, соратник Клементиса и Слански, которых повесили; ему удалось спастись в последний момент, но при этом он потерял все: положение, семью, друзей – и с тех пор еле сводит концы с концами во Франции; он хочет, чтобы я поехал с ним, я буду идти за ним след в след, сделаю несколько хороших снимков а-ля «возвращение в родные пенаты». Ты обязательно найдешь на это покупателя, а мне подыщешь замену, ладно?
Мишель, Павел и Анна уехали на следующий день. Труднее всего оказалось закрыть багажник «Пежо-504», потому что Павел не желал отказываться от двух огромных чемоданов, как, впрочем, и говорить об их содержимом, а Мишель вез громоздкую фотоаппаратуру. Во время поездки Павел молчал, полностью погрузившись в свои мысли, – невозможно было вытянуть из него больше двух слов подряд; Анна не переносила запах табака в машине, но он все-таки закурил сигарету – «только одну-единственную!» – и приоткрыл окно, чтобы выпустить дым. Мишель поставил кассету с Simple Minds[221]
, но Павел с гневом отверг «концерт для кастрюль»; тогда Мишель нашел на волне «Франс мюзик» «Богему» Пуччини; Павел слушал ее с восторгом и даже подпевал «Che gelida manina» и «O soave fanciulla»[222]. Мишель и Анна обменялись через зеркало заднего вида понимающими улыбками, и он подумал: «Невероятно, как же она похожа на Сесиль!»Вечером они сделали остановку в Меце. За ужином Анна спросила у Павла, как он считает: его страна перейдет к капитализму или начнут строить «социализм с человеческим лицом», который проповедовал Дубчек во время Пражской весны?