Скит стоял среди густого леса в двадцати километрах западнее Белогорского монастыря. На одной из обширных прогалин, окруженной ольхой, рябиной и старыми березами, лесорубы когда-то построили деревянную хижину, обмазали ее глиной, смешанной с соломой, и сделали навес для хранения хвороста и дров. Если не считать кровати, сколоченной из грубых досок, покрытой соломенным тюфяком, которая стояла у окна без занавесок, и печи напротив двери, в этой лачуге был только шаткий квадратный стол с кувшином, табурет и полка с двумя иконами: Николая Чудотворца и Воздвижения Креста Господня. На столе лежала широкополая шляпа пчеловода с защитной сеткой. Павел задался вопросом, зачем она здесь нужна: поблизости он не заметил ульев.
На километры вокруг ни одной дороги с твердым покрытием; чтобы добраться сюда, нужно было идти по тропинке, которая тянулась вдоль реки, затем свернуть в сторону и углубиться в лес. А потом идти еще добрых четыре часа – да и то при условии, что нет ни дождя, ни снегопада. Послушник Степан, который сопровождал Павла и нес сумку с провизией и свечами, выглядел испуганным.
– Это такой бескрайний лес, что, если сойти с дороги, сразу заблудишься. Что вы будете делать, когда ляжет снег? Иногда он покрывает землю на целый метр высотой, и даже дикие звери не могут добраться до древесной коры. Зимой, когда ветер дует с севера, температура по ночам опускается до минус тридцати. Я буду приносить вам еду раз в неделю, по понедельникам, но как быть, когда начнутся дожди и будут лить целыми днями, без перерыва? А когда начнет таять снег, дороги превратятся в болото, в котором вязнешь по колено, и я не смогу до вас добраться – где вы найдете пропитание? Лучше вам вернуться в монастырь, никто вам слова не скажет.
– Прежний отшельник провел здесь одиннадцать лет. Как он выжил? Верно, полагался на милость Божию?
Павел привык к дождю и сырости, пробиравшей до костей; к морозу, который сковывал все его члены; к темноте, благодаря которой он не чувствовал голод так остро в те дни, когда Степан не мог вовремя пополнить запасы еды. Тогда он устраивал скудную трапезу раз в день, пересчитывая сухари, которых становилось все меньше; поднимался с утренней зарей и ложился с вечерней, даже если не мог заснуть до поздней ночи. Он отказался от козы, приведенной послушником, чтобы у него всегда было свежее молоко, и послушник увел ее обратно.
В первое время Павел проводил дни за чтением священных книг, полученных от архимандрита, но иногда его внимание рассеивалось; он каждое утро открывал эти книги, заставляя себя вникнуть в них, постичь их тайный смысл, извлечь истину, но проходил какой-нибудь час, и его взгляд начинал блуждать по кронам деревьев. В таком созерцании он пребывал до наступления темноты, к вящему любопытству рябчиков, которые, обнаружив его присутствие, принимали его за чучело – так же, как белые куропатки и тетерева.
Павлу удавалось поститься через день, но иногда его мучила жажда. Степан показал ему, как собирать по весне березовый сок, надрезав кору и подставив под струйку кружку. Павлу понравился этот сладковатый напиток, и он старался не сразу глотать его, а подольше держать во рту. В ноябре выпал снег. Ветви лиственницы окутал пухлый белоснежный покров, как на рождественской открытке. С каждым днем он становился все толще. Степан передал Павлу послание архимандрита, который призывал его вернуться на зиму в монастырь.
– Это приказ?
– Он беспокоится о вашем здоровье. Зима нынче слишком уж суровая.