Земли обетованные

Сам того не подозревая, Хасан изобрел наиболее эффективный способ обучения разговорным языкам задолго до американских первооткрывателей: это был «метод полного погружения». Франку запрещалось говорить по-французски, на это имел право только Хасан, чтобы поправить его или перевести какое-то слово, но чаще всего они оба не произносили ни одного французского слова за долгие часы обучения. Иногда Франк забывал, как звучит то или иное слово, выученное накануне, – например, морковь или мыло, – и Хасан раздражался, но тут же одергивал себя, вспоминая, что имеет дело не просто с начинающим учеником, но еще и с французом и должен сохранять спокойствие и улыбаться, как улыбаются ребенку, которого хочешь чему-нибудь научить.

Клиентуру Хасана по большей части составляли алжирки, которых он попросил не говорить в его лавке по-французски, или французы-пенсионеры, знавшие арабский, – все они охотно включились в эту игру. Более того, он вывесил в своей витрине объявление, написанное по-арабски: «Здесь категорически запрещается говорить по-французски!» В этом запрете изъясняться на языке колонизаторов власти усмотрели политическую демонстрацию (в новом Алжире все так или иначе упиралось в политику), и число покупателей Хасана существенно возросло.

А потом – Франк даже не успел заметить, как именно, – ловушка захлопнулась. В один прекрасный день он вошел в лавку, и Хасан сказал ему:

– Знаешь, я тут подумал: если бы ты сам обслуживал покупателей, твое обучение пошло бы куда быстрее.

– Ты так считаешь?

– Конечно. Вот смотри: какая-нибудь женщина попросит тебя взвесить ей четыреста граммов манки, другая – двести пятьдесят граммов сахара, третья – триста двадцать граммов риса; так ты сразу научишься считать по-арабски, а кроме того, клиентки обожают болтать, а меня они утомляют, надоели до смерти, зато ты будешь им отвечать, как сможешь, обсуждать погоду – хороша она или плоха, – беседовать о жизни вообще, об их семьях и соседях; они обожают сплетничать, им только подай слушателя…

Таким образом, Франк Марини начал свою карьеру приказчика в бакалее Хасана; справедливости ради стоит заметить, что тот был хорошим хозяином и даже не скупясь угощал своего помощника зеленым чаем с печеньем.

Вдобавок следует признать, что методика его обучения оказалась весьма эффективной.

В послеобеденное время покупательницами занимался этот «гаури»[118], такой ловкий и услужливый, – всегда подсыпет бесплатно лишнюю горсточку манки, или чечевицы, или гороха, хотя при этом говорит со своим жестким парижским акцентом, ну да что с него возьмешь, нет в этом мире совершенства. А Хасан знай себе посиживал за кассой, обмахиваясь газетой, да подсчитывал стоимость покупки на своих счетах, виртуозно перебрасывая туда-сюда разноцветные костяшки. И если прежде его беспокоил с политической точки зрения массовый исход жителей столицы, то теперь он смотрел на будущее своей страны с бóльшим оптимизмом: наконец-то алжирцы заставили французов работать на них! Франк жадно впитывал знания, он был твердо уверен, что приживется в этой стране, и, кроме ежедневных уроков in vivo[119] с Хасаном и его покупательницами, по вечерам часами штудировал французско-арабский учебник, найденный в книжном магазине; все окружающие поражались его быстрым успехам, хотя он так и не смог отделаться от французского акцента и глотал гласные.

[120]

Первые месяцы независимости стали подлинным светопреставлением: более восьмисот тысяч французов покинули Алжир, где их осталось меньше двухсот тысяч – старики, люди левых убеждений и множество тех, кто боялся остаться и боялся уехать; часто решение об отъезде принималось неожиданно, очертя голову. Террасы кафе на улице Шарля Пеги были забиты посетителями; люди целыми семьями ездили на пляж загорать, как и прежде; брошенные дома и квартиры французов теперь занимали алжирцы, а временное правительство Крима Белкасема[121] расположилось в здании префектуры. Лето 1962 года стало полем ожесточенной борьбы между группировками Фронта национального освобождения; в ходе гражданской войны погибли около четырех тысяч человек, ночные перестрелки мешали алжирцам спать. 9 сентября в столицу вошла армия под командованием полковника Бумедьена, стоявшая прежде на границах; временное правительство капитулировало, и только Кабилия оказала сопротивление новому режиму. Теперь правительство возглавлял Ахмед бен Белла, а министром обороны был назначен Бумедьен; они провели безальтернативные выборы и получили 99 % голосов. Власть захватил Фронт национального освобождения, оппозиционеры были выловлены и уничтожены, но сведение счетов и ликвидация неугодных длились до конца года. Кабилию усмирили силовыми методами, а население, уставшее от жестоких репрессий, уже ни во что не вмешивалось, так же как и оставшиеся французы.

Война закончилась.