Земля 2.0 (сборник)

– Про­сто за­хо­те­ла услы­шать твой го­лос, осталь­ное неваж­но. Мне ка­жет­ся, те­бе это бы­ло нуж­но се­го­дня. Зна­ешь, мне на­до бе­жать, там но­вень­кая де­воч­ка, труд­ная. У нее син­дром Ве­зи­ра, пла­чет все вре­мя, бо­ит­ся тем­но­ты. Ты не оби­дишь­ся?

– Да. То есть нет. Не оби­жусь.

– Вот и слав­но. Пом­нишь то­го зай­ца по име­ни Ар­тем? Ты еще го­во­рил, что у зай­цев те­ло не при­спо­соб­ле­но ле­тать, ко­сти не по­лые и во­об­ще, ни­ка­кие кры­лья не по­мо­гут. Я еще силь­но на те­бя оби­де­лась. Так вот, де­ло со­всем не в кры­льях. По­ни­ма­ешь, про­сто он очень за­хо­тел в небо и по­это­му по­ле­тел. Ба­боч­ка ведь со­всем не зна­ет за­ко­нов аэро­ди­на­ми­ки, по­ня­тия не име­ет о подъ­ем­ной си­ле. Она про­сто хо­чет – и ле­тит. По­ни­ма­ешь?

Связь пре­рва­лась.

Я вы­шел из де­жур­ки. Дне­валь­ный дрых за сто­лом, по­ло­жив вих­ра­стую го­ло­ву на ру­ки.

Раз­бу­дил его:

– От­ку­да зво­ни­ли? Кто со­еди­нил?

Он зев­нул:

– Ну че­го ты орешь, Во­ро­нов? Ни­ка­ко­го с то­бой по­коя. Зво­ни­ли от­ку­да на­до. На­зва­ли па­роль. Я те­бя и под­нял.

– Ка­кой па­роль? – рас­те­рял­ся я.

– Ка­кой-ка­кой. Та­кой. Обык­но­вен­ный па­роль, на те­ку­щие сут­ки. Все, от­ва­ли. Спать иди.

Я не за­снул, ко­неч­но. Под утро встал. По­рвал ра­порт – тща­тель­но, на мел­кие ку­соч­ки, и смыл в уни­таз.

В ка­бине глай­де­ра я за­крыл гла­за, вспо­ми­ная ее го­лос. По­том от­клю­чил по­да­чу ин­фор­ма­ции на бли­стер.

Я не смот­рел на дис­плей – я смот­рел в небо. Я очень хо­тел ле­тать.

Мой ко­рабль – не на­бор же­ле­зяк и пла­сти­ка. Мой ко­рабль – мое те­ло. Ба­боч­ка не ду­ма­ет, как ей взмах­нуть кры­лья­ми, – она про­сто пор­ха­ет.

Я про­шел трас­су. По­сле фи­ни­ша от­крыл фо­нарь и слу­шал, как чи­ри­ка­ют в бе­рез­ня­ке пти­цы. Ко мне бе­жал ин­струк­тор с круг­лы­ми гла­за­ми, раз­ма­хи­вая се­кун­до­ме­ром.

Я по­ка­зал луч­шее на кур­се вре­мя.

* * * 

Не знаю, о чем рас­ска­зы­вать даль­ше.

Сут­ки на Мер­ку­рии длят­ся две тре­ти пла­не­тар­но­го го­да, ноч­ная сто­ро­на успе­ва­ет силь­но остыть. Ко­гда при­хо­дит рас­ка­лен­ный до по­лу­ты­ся­чи гра­ду­сов день, ли­ния тер­ми­на­то­ра взры­ва­ет по­верх­ность: все осев­шие и за­мерз­шие со­ли, во­дя­ной лед и про­чее мгно­вен­но вски­па­ет и ис­па­ря­ет­ся. Там во­об­ще бы­ло нелег­ко. Све­ти­ло – огром­ное, на пол­не­ба, – ка­за­лось, жгло сквозь мно­го­слой­ную бро­ню. А по­сто­ян­ные бу­ри и цу­на­ми сол­неч­ной ко­ро­ны уби­ва­ли дат­чи­ки и гро­би­ли ра­да­ры, вы­жи­га­ли по­зи­трон­ные моз­ги бор­то­во­го ком­пью­те­ра. То­гда, по­сле ава­рии, я впер­вые по­нял, ка­кой это дар – ду­мать сво­ей го­ло­вой, не за­ви­ся от элек­тро­ни­ки. Я про­тор­чал в крес­ле пи­ло­та трид­цать ча­сов под­ряд, не вста­вая, не от­ры­вая рук от штур­ва­ла. Рас­те­рян­ный ко­ман­дир крей­се­ра сам под­но­сил ста­ка­ны с во­дой и за­би­рал бу­тыл­ки с мо­чой – у ме­ня, соп­ли­во­го ста­же­ра. Мы вы­ка­раб­ка­лись. А паль­цы еще несколь­ко ча­сов не раз­ги­ба­лись; врач мас­си­ро­вал их и кор­мил ме­ня с лож­ки.

Вах­та, круж­ка ды­мя­ще­го­ся ко­фе на пуль­те; лю­бо­пыт­ные звез­ды, за­гля­ды­ва­ю­щие в бли­стер; уми­ро­тво­рен­ное жуж­жа­ние дви­га­те­ля на эко­ном-ре­жи­ме: буд­то пу­за­тый шмель-гур­ман об­ле­та­ет июнь­ский луг, со вку­сом вы­би­рая оче­ред­ной цве­ток.

Ко­гда южане рва­ну­ли за­ряд у Фо­боса и элек­тро­маг­нит­ный им­пульс уни­что­жил всю элек­тро­ни­ку в ра­ди­у­се мил­ли­о­на ки­ло­мет­ров, я эва­ку­и­ро­вал пер­со­нал на­уч­ной ба­зы. На древ­нем шатт­ле с ре­ак­тив­ным дви­га­те­лем и ана­ло­го­вым управ­ле­ни­ем. Че­ты­ре по­сад­ки и че­ты­ре взле­та вруч­ную, с ди­ким пе­ре­гру­зом: лю­ди сто­я­ли в трю­мах впри­тык, не в си­лах по­ше­ве­лить паль­цем.

Го­во­рят, вой­на на­ча­лась с это­го ин­ци­ден­та. Ка­кая раз­ни­ца? Лю­ди все­гда най­дут по­вод, что­бы вгрызть­ся со­се­ду в гор­ло. На­хле­бать­ся го­ря­чей кро­ви, на­жрать­ся све­жа­ти­ны, раз­ры­вая мя­со скрю­чен­ны­ми длин­ны­ми паль­ца­ми.

Кон­фликт все ни­как не раз­го­рал­ся: вя­лые стыч­ки сме­ня­лись пе­ре­ми­ри­ем, пе­ре­го­во­ры об­ры­ва­лись на по­лу­сло­ве из-за но­вых сты­чек. Мы уже при­вык­ли к по­сто­ян­ной бо­е­вой, при­вык­ли спать оде­ты­ми, при­вык­ли к смер­тям. Пе­ре­дат­чик в ка­ют-ком­па­нии ра­бо­тал, не умол­кая, со­об­щая о но­вых по­те­рях, – так я узнал о ги­бе­ли рей­де­ра «Урал», на ко­то­ром пи­ло­том слу­жил мой пер­вый ин­струк­тор лет­но­го де­ла. Кок мол­ча на­лил мне пол­ста­ка­на раз­ве­ден­но­го, я мол­ча вы­пил – вот и все по­мин­ки. Кок уже устал го­ре­вать по по­во­ду без­на­деж­но сло­ман­но­го ри­ту­а­ла – бы­ло непо­нят­но, что ты по­гло­ща­ешь: ран­ний зав­трак или позд­ний ужин. Сут­ки на бор­ту – во­об­ще по­ня­тие от­но­си­тель­ное, а те­перь на­ше вре­мя де­ли­лось на вах­ту, под­вах­ту, от­дых; при­чем сто­и­ло за­крыть гла­за, как ре­вун сры­вал те­бя и нес, еще не проснув­ше­го­ся, в от­сек по бо­е­во­му рас­пи­са­нию.