Земля безводная

«Я помню, как родители приводили меня, в то время — шестилетнего мальчугана, на сеансы в мастерскую сэра Джеймса Грига Джуниора, не забытого и поныне тонкого портретиста, несравненного мастера в первую очередь детского портрета (ретроспективная выставка которого пройдет 15–22 октября с. г. в Метрополитен-музее). Усадив на диван, подперев подушками и наказав во всем слушаться маэстро, мои родители уходили, доверчиво и беззаботно оставляя меня на попечение доброго художника.

Происходи это не шестьдесят с лишком лет назад, а сегодня, после ареста в Бельгии и чудовищных признаний русского живописца Виктора Ивлева, вряд ли родители решились бы оставить меня наедине с художником.

Согласно не подтвержденным пока официально, но заслуживающим доверия сведениям, поступившим из источников в Министерстве юстиции Бельгии, действовал Ивлев следующим образом.

Под предлогом работы над картиной определенной жанровой направленности этот Грозный наших дней связывал натурщиц, после чего вскрывал им вены, собирал кровь и разводил ею краски, надеясь, по его собственным словам, «добиться максимальной жизненности» своих работ.

Чудовищно, но факт: изувер положил себе за правило пользоваться одной только свежей, «живой» кровью, из-за чего для каждого нового «замысла» ему требовалась новая жертва. По неким внятным только его русскому безумию причинам он отказывался пользоваться холодильником или хранить собранную кровь каким-либо другим способом. Как только кровь свертывалась слишком сильно, становясь непригодной для смешивания с красками, демону его творчества требовалось новое жертвоприношение.

Если несчастная умирала раньше завершения картины, полотно выбрасывалось. «Так нужно было, чтобы жизнь перешла в картину полностью, без остатка», — поделился со следственными работниками секретом творчества русский «маэстро».

Не будем отрицать: краскам его действительно свойственна некая бросающаяся в глаза живость. В особенности же это касается всех оттенков красного, куда в первую очередь подмешивалась кровь.

Подсчитав количество написанных злодеем за последнее время картин, мы можем получить примерное представление о числе его жертв — только примерное, потому что неизвестно, когда начался поистине «кровавый» период творчества этого, впрочем, небесталанного живописца, а также распространялся ли этот обычай на его работы всех жанров или же только на портреты».

И еще, для любопытных и бесстрашных: в таких-то галереях «можно увидеть эти чудовищные полотна, от которых, по свидетельству очевидцев, до сих пор пахнет кровью, если хорошенько принюхаться, и волосы встают дыбом».

«Говорят, особенно остро запах крови чувствуется в известном триптихе Ивлева, изображающем обнаженную девушку-подростка, спящую в маках. На трех полотнах девушка изображена, судя по перемене света, игре оттенков и теней, ранним утром, днем и поздним вечером — причем в густых сумерках последнего полотна очертания ее почти детского хрупкого тела можно не столько увидеть, сколько угадать в тяжелых отсветах кроваво-красных, горящих жарко маков, словно напившихся за день ее крови. От внимания критиков, ранее разбиравших эту уже ставшую известной работу, ускользнула немаловажная подробность: на всех трех картинах — то есть в течение всего долгого дня! — девушка остается в одной и той же позе. Если представить себе, что с того условного момента, в который запечатлена она утром (положим, восемь — девять часов), до позднего вечера (вспомним, как поздно темнеет летом) прошло около пятнадцати часов, в течение которых спящая девочка не переменила своей позы ни на йоту, становится очевидным, что Ивлев с неслыханной откровенностью, граничащей с дерзостным цинизмом, обнажил перед нами сущность своего приема, изобразив не спящую, но мертвую в маках!»

Если статья эта написана той драгоценной ручкой, что принесла мне десять пачек сигарет, то автора можно поздравить от души, ибо он добился того, чего хотел. Если же автор ее — совсем другой человек и двигали им иные задачи, как то разоблачение пре-ступ ника и осуждение всеядных, алчных держателей галерей, — то он с треском промахнулся.

Не беда, в другой раз повезет больше.

7