Земля и небо

Было в этом удивительном путешествии ещё кое-что. Была страна. Громадная, раскинувшаяся от океана до океана через океан, то застывшая в золоте поздней осени по обе стороны железнодорожного полотна, то деловито-кипучая на полустанках и вокзалах крупных городов, накрытая куполом стыло-звонкого осеннего неба, в глубине которого чертили белые следы неспешные самолёты. Были люди. Добродушные продавщицы в буфетах, с прибаутками продававшие пирожки «мальчишкам», — ну и пиво из-под полы, да — отцы семейств, тянущие по перрону громадные баулы — то ли к родственникам в гости, то ли на отдых в тёплые края; сердобольные проводницы из соседнего вагона, порывавшиеся бесплатно накормить чуть ли не весь призыв в вагоне-ресторане вопреки громам и молниям начальника поезда, который позже сменил гнев на милость и оказался отличный мужик…

Лёжа на верхней полке, уткнув подбородок в скрещенные локти, Николай смотрел как за окном вагона одна картина сменяет другую и мнилось: всю жизнь можно катить так под перестук колес и всю жизнь не устанешь разглядывать плавно покачивавшуюся перед взором бесконечность. И это не было пустыней! Бесконечность жила, красоты природы сменяли творения рук человеческих и Николай, с малолетства приученный к труду, нутром чуял, какую бездну усилий приложили люди, чтобы превратить бесконечность в Родину.

Поезд ехал через всю страну и день за днём в душе Николая крепло восхищение огромной страной — целым миром, которого он доселе видел разве что маленькую часть.

А потом они приехали.

Как в учебке изнывали в непогоду на строевой подготовке днём, и ходили стенка на стенку с дагестанцами из четвёртой роты ночью.

Как выпрашивали увольнительные в город а потом бегали в самоволки, после чего троих ребят загребли в дисбат за драку с патрулём.

Как распределили на атомный подводный крейсер и база подводников в Заозёрске после суматохи учебной части показалась землёй обетованной.

Как прошёл первый год и Николай за отличную боевую и физическую подготовку — крепок был, в отца да и фамилии соответствовал, а как выручали крепкие кулаки да зычный голос — кто бы знал!.. В отпуск отправили первогодка, зелёного, можно сказать, салагу и лететь пришлось на военных транспортниках с пересадкой в Екатеринбурге, и пока добрался до родного Владика извёлся весь.

Как плакала мама, а он стоял, опустив руки и, непривыкший теряться в сложных ситуациях, слушая её причитания, растерянно повторял только: «Мам, ну чего ты…»

Как на третий год службы отправили на курсы старшин, организованные при Морской Академии имени Макарова, и отставной каперанг Александров, преподаватель Академии, сказал: «Вам, дорогой гардемарин, стоит подумать о дальнейшем обучении…» Эти слова из уст старого морского волка стоили побольше «пятёрки» в свидетельстве об окончании курсов.

А потом был Санкт-Петербург, Военно-морской институт, шесть лет в котором пролетели незаметно и в Заозёрск Николай Кряжов приехал молодым лейтенантом, имея назначение в БЧ-1 родного атомного подводного крейсера. К довольствию офицера-подводника ему, как человеку семейному, полагалось отдельное жильё, а по случаю прибавления в семействе, ещё и субсидия на расширение жилплощади.

Жизнь шла размерено и спокойно: ледовые походы и выходы в Атлантику, тренировки и учения у причала; дома ждали жена и маленькая дочка, на службе — любимое дело и успешная карьера, за пять с лишним лет превратившая юного лейтенанта в сурового морского волка. Подошло время очередного повышения и Николай отправился в Санкт-Петербург на курсы командного состава флота — на горизонте замаячили погоны капитана третьего ранга.

Он закончил и эти курсы — он всегда доводил до конца начатое, жизнь приучила, и уже готовился обратно в Заозёрск, сверлить дырки под звёздочки в погонах с двумя просветами, но в Академию пришёл вызов из штаба Флота на имя капитан-лейтенанта Кряжова. Пришлось ехать в Москву, где с давних пор располагался штаб ВМФ, служивший по этой причине притчей во языцех среди флотских острословов.

Николай Кряжов считал в то время, что удивить его нелегко. Приходилось виды видывать до службы во флоте и особенно во время оной, но такие разговоры любого приведут в состояние прострации:

— Здравья желаю, товарищ вице-адмирал! Капитан-лейтенант Кряжов по вашему распоряжению прибыл.

— Вольно, товарищ капитан-лейтенант, — кивнул вице-адмирал. — Присаживайтесь. Как добрались? Не заплутали в нашем муравейнике?

— Никак нет, товарищ вице-адмирал… доехал быстро, — в маленьком Заозёрске, когда все всех знают, люди намного ближе друг другу и отношения с начальством волей-неволей становятся несколько фамильярней. Можно не вытягиваться в струнку при каждом вопросе, можно сострить, когда вопрос к службе не относится, но здесь всё же столица, здесь он впервые и местный вице-адмирал будет постарше контр-адмирала Бальцевича, командующего базой подплава Северного флота. Приходится тянуться и есть глазами начальство.