Земля мечты. Последний сребреник

Он начал убирать пыль с поверхности с помощью кисти из конского волоса, намереваясь очистить порядочную площадь, прежде чем начать красить. Малярные работы – уж с этим-то он справится. Он осмотрел волосяной пучок и остался доволен – четырехдюймовый пучок от «Перди» был хорош – заостренный и чистый. Эндрю обмакнул кисточку в краску, провел пучком о край металлической банки и принялся закрашивать двухфутовую секцию обшивочной доски, аккуратно подхватывая капли и разглаживая неровности. Он отступил на шаг и с удовольствием посмотрел на плоды своих трудов. Ему казалось, что они являются свидетельством чего-то, может быть, того факта, что он не совсем уж бесполезный ублюдок. Он снова обмакнул кисть в краску, но потом замер и прислушался. Он услышал чьи-то голоса, один из них рассерженный.

Он положил кисточку поперек банки и протер руки о тряпку. Голос вроде похожий на голос Розы. Тот, который рассерженный. Он этого не потерпит. Он немедленно положит этому конец. В этом доме не могло быть никого, кто мог бы возражать ей, разве что он сам. Если же ей досаждает Пенниман… Его охватила ярость, и он поспешил к входной двери, чуть не переходя на бег, его пальцы сжались в кулаки. Потом раздался другой голос, и это действительно был голос Пеннимана, но возражал он вовсе не Розе. Женский голос принадлежал миссис Гаммидж, и оба голоса доносились из открытого окна комнаты миссис Гаммидж на цокольном этаже. Она единственная из них занимала комнату в самом низу, и ее жилье представляло собой некую разновидность помещения для прислуги с собственной ванной комнатой и кухонькой. Окно было лишь чуть-чуть приоткрыто.

Эндрю затормозил, потом сдал назад на два шага, развернулся и нагнулся за кисточкой и краской. Взяв и то, и другое, он на цыпочках подошел к приоткрытому окну и остановился около него, а потом очень тихо и как бог на душу положит принялся красить обшивочные доски. Он не взял кисточку из лошадиного волоса, но возвращаться за ней было сейчас не время, а потому просто клал краску на десятилетнюю грязь. Он почти не дышал, прислушиваясь к голосам, которые становились то громче, то тише.

– Я-то думала, что получу гораздо больше, – со слезами в голосе сказала миссис Гаммидж.

После некоторой паузы раздался голос Пеннимана:

– Я тоже не получил больше. Примите это во внимание. Это утомительный, медленный процесс – выжимать их таким образом, дистиллировать, разливать, старить. Это не делается за один день. Да и сами эти рыбы устрашающе редки. Когда Адамс убил их всех по собственной глупости, поскупившись на термостат подороже, ущерб удалось ликвидировать только через шесть месяцев. Если бы не срочная поездка в Сан-Франциско… Да… Слава богу, что у Хан Коя был свой человек в Чайнатауне. Адамс только в прошлом месяце запустил всю систему, а это означает, что излишки у нас появятся через месяц-другой.

– Излишки! Я прошу не об излишках. Я прошу только о малой доле. О маленькой части того, что есть у вас, – ничего больше. Вы можете этим поделиться. Это ведь не наркотик какой-нибудь.

– Но именно так он и действует, – сказал Пенниман тихим, чуть ли не отеческим голосом. Вам не нужно больше того, что я уже дал. А мне, напротив, нужно. Вы же определенно видите это. Не валяйте дурака. Нам осталось потерпеть всего несколько дней. Вы это знаете. Я не могу пожертвовать ни капли. Если мои способности не будут отточенными и сильными, то нам конец. Тогда мы вообще даром заварили эту кашу.

На несколько секунд в комнате воцарилось молчание. Эндрю тем временем продолжал красить деревянный сайдинг, не обращая внимания на тонкости. Наклонив голову, он рассеянно водил кистью и вдоль, и поперек, и ждал продолжения разговора. Он слышал почти беззвучный плач миссис Гаммидж, слышал, как она старается заглушить его, чтобы не услышал кто-нибудь, случайно оказавшийся в коридоре. Эндрю улыбнулся. Они и не подозревали, что враг стоит прямо у них перед окном, облаченный в комбинезон и шапочку. Он одним выстрелом убивал двух зайцев, вот в чем состояла истина.

Наконец разговор продолжился. До него донеслось нечто, напоминающее звон чокающихся бокалов, потом голос Пеннимана, пробормотавшего что-то о чашечках чая. Эндрю не разобрал.

– По капельке за раз, – сказала миссис Гаммидж.

– Почему вам не бросить все это? Это не имеет никакого отношения к персональной вендетте. Мы выше этого.

– Я так не думаю, – сказала она мгновение спустя. – А что насчет книг? Мы выше и этого?

– К черту книги. Какие еще книги?

– Не думайте, что я ничего не вижу. Не думайте, что это не я протираю пыль и пылесосю этот дом. – Голос ее звучал все громче, у нее с секунды на секунду могла начаться истерика.

– Шшшшш! – успокаивал ее Пенниман, оборвав ее жалобы прежде, чем она успела сказать что-либо важное.