Эндрю пребывал в недоумении. Весь этот разговор был сплошное недоумение. А теперь в комнате воцарилось молчание, вызывающее не меньшее недоумение, и во время этого молчания он услышал хлопок задней двери. Это могла быть только Роза, вышедшая из дома. Она увидит, что дверь гаража открыта, и войдет внутрь посмотреть. Она быстро обнаружит крышку от банки с краской и его пиджак, повешенный на верстачные тиски, и тогда выйдет на улицу посмотреть, не обманулись ли ее острые глаза.
Потом он услышал какой-то рвотный звук, будто миссис Гаммидж проглотила жабу, а потом до него донесся через открытое окно невероятно отвратительный рыбный запах, такой тухлый и подавляющий, что Эндрю отшатнулся, отвернул лицо и увидел Розу на тротуаре. Возможно, это он сам
Он отошел от окна, прежде чем сказать что-нибудь, понес банку с краской назад – туда, где лежала холстина для подстилки, поставил банку на нее.
– Вот решил воспользоваться солнышком и покрасить чуток.
Роза кивнула, но без особой, как ему показалось, радости. Он отошел на два-три шага, чтобы оглядеть дом, увидел две очень аккуратно закрашенные обшивочные доски на углу, где он начал красить, и какой-то свежий красочный хаос у окна миссис Гаммидж. Этот хаос был удивительно похож на картинку для психологического тестирования. Он махнул кистью в сторону этого убожества, словно в объяснение, пытаясь придумать, что бы такое сказать. Его опять поймали на месте преступления. Утешало хотя бы то, что поймала его Роза, а не Пенниман. Если бы Пенниман обнаружил, что Эндрю подслушивает под окном, дело закончилось бы серьезным скандалом. И Пенниман,
– Я поражена, – сказала Роза, и Эндрю вдруг показалось, что она счастлива видеть его выходки, она словно посмотрела на труды мужа в дальней перспективе и пришла к выводу, что
– Сильная зернистость дерева. Красное дерево здесь словно расслаивается. Может быть, причина кроется в избыточности дневного солнца. Когда такое случается, приходится соскребать верхний слой, в котором дерево портится. Соскребание – это своего рода адгезивное действие. Признаю, сейчас выглядит не очень, но когда все будет покрашено…
Роза кивнула.
– Почему ты скачешь с места на место? Уж пляши оттуда, откуда начал, а когда все закончишь, никаких огрехов и заметно не будет.
– Ты совершенно права, – сказал Эндрю. – Кажется, я слегка увлекся. Я предвидел эту проблему с деревом и решил попробовать. Не мог противиться желанию. Ты же знаешь, каким я становлюсь, когда нужно решать маленькие проблемы вроде этой.
Роза кивнула.
– А разве сначала не нужно почистить? Чтобы вся эта грязь…
– Пропитка, – сказал Эндрю, ненавидя себя. – Вскоре все будет прекрасно выглядеть, правда?
–
Эндрю поднял банку с краской и вернулся к открытому окну, говорил он громко, чтобы оповестить о своем присутствии за окном миссис Гаммидж и Пеннимана, если они все еще в комнате. Его шпионская операция практически подошла к концу. Будь он поумнее, он бы достал прожектор, удлинитель и попытался выровнять это красочное уродство и вычистить обшивку, прежде чем уходить в дом. Роза восхитилась бы его преданностью делу, а Пенниман не вышел бы утром и не нашел ничего подозрительного.
– Принеси мне ужин в тарелке, хорошо?
– Ну, если ты так хочешь, – сказала Роза, направляясь к гаражу. – Только не изматывай себя до упаду.
В этом вся она – Роза всегда волнуется за него. Он окунул кисть в краску, выпрямился и оказался лицом к лицу с Пенниманом, который смотрел на него из окна и хитро улыбался.
– Добрый вечер, – испуганно прохрипел Эндрю.
Пенниман кивнул, похихикивая, потом смеясь, потом заходясь в приступе смеха так, что Эндрю даже стал опасаться – не задохнется ли. И пока Пенниман смеялся, Эндрю не мог подойти к дому ближе ни на фут, и он начал надеяться, что Пенниман и в самом деле
Глава 8
Наши привязанности и верования мудрее нас; лучшее, что в нас есть, лучше, чем мы можем вообразить…