Земля мечты. Последний сребреник

– Вот как. – Дядюшка Артур уставился словно в недоумении на лицо Пиккетта. – Я помню усы. – Он поморщился. – Ты стоял, нагнувшись, чистил палтуса, насколько я помню, чуть не выворачивал его наизнанку. Впечатление было такое, будто твой рот переместился на миг к тебе на лоб. А ниже рта у тебя невероятная голова с волосами. Потом я понял свою ошибку. Это была не голова, а усы. Ты представь себе усы. Гротесковое представление. Ты знаешь, что в мои времена было запатентовано устройство для сжигания бород и усов?

Пиккетт моргнул, его руки сами потянулись к лицу.

– Правда?

– Механическое устройство. Превращало их в пепел. Предполагалось, что оно заменит бритву. Это было чудо из будущего.

– Не сомневаюсь, – сказал Пиккетт.

Дядюшка Артур уставился на него, словно вдруг предположил, что Пиккетт все же в этом усомнился.

– Я их продавал. Обходил на ногах дома, квартиры. Это не походило на продажу пылесосов. Никакой демонстрации на живом человеке не проводилось. Только на патентованной кукле. Голова была начинена волосами. Ты через отверстия в подбородке куклы вытаскивал волосы, чтобы было похоже на настоящую бороду, включал машинку – и бороды как не бывало. Но вонища поднималась жуткая. Вот это-то и препятствовало продажам. А один раз у меня кукла загорелась.

– Ай-ай, – сочувственно сказал Пиккетт, входя в общую комнату таунхауса дядюшки Артура. Пахло там, как в сарае. Артур повернулся к Эндрю, подмигнул ему и показал большим пальцем в направлении Пиккетта. Эндрю был озадачен. Он понятия не имел: то ли старик разыгрывает перед ними какую-то сцену, то ли впал в деменцию на старости лет. В глубине его глаз светилась проницательность и усталое знание, которые опровергали кажущийся маразм. Эндрю верил в собственную способность читать по глазам. Да и речь дядюшки Артура не была такой уж бессвязной. Хотя нередко и возникало такое впечатление, поскольку старик перепрыгивал с одной темы на другую, словно стоило вам затронуть ту или иную тему, как он мгновенно проигрывал у себя в голове возможный ход разговора и перескакивал вперед, в какое-то отдаленное место или на какой-нибудь смежный предмет. И в дядюшке Артуре не было никакой рассогласованности, когда он появился в магазине Маниуорта. Он, в отличие от Эндрю, не участвовал ни в какой безумной погоне. Напротив. Его бушующая энергия в большей степени, чем все остальное, заставляла людей удивляться на его счет.

– Извините меня, что забыл, – сказал Пиккетт. – Но я все время путаю ваше имя.

– Артур, – сказал дядюшка Артур, глядя на Пиккетта так, будто тот спятил.

– А дальше?

– Истман.

– Да, конечно. Истман. Я вашу фамилию путаю с другой. Как его, Эндрю? Это же ты мне о нем сказал, да? Когда мы с тобой болтали о прошлых временах в Айове. Никак не могу вспомнить. Что-то вроде Лике…

– Лакедем, – сказал дядюшка Артур. – Ох, давно это было. Я ее англизировал чуток.

Из коридора донесся какой-то шорох, и Эндрю с Пиккеттом, обернувшись, увидели еще одну черепаху, покрупнее первой. Она выходила из спальни. Кто-то нарисовал ландшафт на ее панцире. За ней шествовала еще одна – она двигалась, принюхиваясь, по светло-зеленому ковру, считая, вероятно, что ковер должен быть съедобен, и если она будет достаточно долго принюхиваться, то найдет по-настоящему съедобную прогалинку.

Дядюшка Артур отошел к кухне, и тогда Пиккетт, словно увидев в этом свой шанс, поспешил по коридору в другую сторону. Эндрю бросился за ним, и вскоре они оба оказались в почти пустой спальне дядюшки Артура. Тут были простой сосновый стол, нестойкий, колченогий и старый стул с прямой спинкой, который, вероятно, был почти бесчеловечно неудобным. В центре комнаты стояла кровать – койка больших размеров. Такая комната вполне могла быть жилищем отшельника. Из-под кровати на них поглядывала третья черепаха. В комнате были два украшения: на стене висел короткий отрезок пеньковой веревки, такой старой и такой хрупкой на вид, что, казалось, она могла раскрошиться от хлопка двери. Она описывала круг и была связана в петлю. А еще над кроватью в петле такой же веревки, свешивающейся с потолка, были два перекрещенных лемеха.

Пиккетт нервно оглядывался, и Эндрю показалось, что он ищет что-то красноречиво-убедительное.

– Это преступление, – прошептал он Эндрю, который в ответ пожал плечами.

– Ему так нравится, – сказал Эндрю. – Раньше он спал на мешке из грубого холста, наполненного волокном кокосовой пальмы, но тетушка Наоми заставила его перелечь на кушетку. Это было его единственной уступкой комфорту, словно он пытается искупить какую-то чудовищную вину или грех. Если хочешь знать мое мнение, это часть его сумасшествия.

– Нет, не верю, – сказал Пиккетт. – Я с тобой не согласен. За этим всегда стоит нечто большее.

В этот момент черепаха выползла из-под кровати и направилась к туфле Пиккетта. Эндрю нагнулся погладить ее, и в этот момент пришаркал дядюшка Артур с чашкой кофе в руке.