Ни один попугай не полетел за Эндрю и Пиккеттом, которые взбежали по склону холма и теперь неслись по газону, срезая путь к припаркованной машине; когда они оглянулись, Пенниман как раз забегал в заднюю дверь ресторана, стягивая с себя пиджак, отяжелевший под весом вцепившегося в него попугая.
Эндрю завел двигатель и тронулся с места, Пиккетт запрыгнул в машину и захлопнул дверь уже на ходу. «Метрополитан» без остановки пронесся мимо двух знаков «уступи дорогу», свернул на Висконсин-стрит в сторону дома. Когда они доехали до Ксимено, в небе над ними пролетела стая попугаев, направлявшихся в сторону океана. Эндрю и Пиккетт, как загипнотизированные, наблюдали за их полетом через лобовое стекло, пока те не исчезли за крышами.
Возвращаться домой было еще рано, слишком рано. Господь знает, работы дома невпроворот, но Эндрю ни за что на свете не смог бы сейчас объявить, что неплохо порыбачил, и, по крайней мере в данный момент, никак не мог просто войти в дом и во всем признаться. Время еще не пришло. Они говорили об этом, сидя за завтраком в полукабинете «Прихватки».
Какая им выгода будет от того, что они разгласят правду о происходящем вокруг? Тогда придется втянуть в эту историю и Розу, а это уж ни в какие ворота. Они должны будут позвонить в полицию, раз в список злодейских преступлений Пеннимана вошло еще и похищение человека. Но полиция в первую очередь захочет узнать, не сам ли Пиккетт проник со взломом в дом на Толедо-стрит.
А именно это он и сделал, как то и подозревал Эндрю. Пиккетт уехал прошлым вечером с адресом на Толедо-стрит в кармане, сам Эндрю и назвал ему этот адрес, и Пиккетт ради спортивного интереса припарковался на Нейплс-стрит и пошел направо. Улица упиралась в воду и разворачивалась проулком в обратную сторону. Он увидел приоткрытую дверь, словно приглашавшую его зайти. Пиккетт проскользнул внутрь, бесшумно спустился по лестнице в подвал, понимая, что нужно быть совершенным идиотом, чтобы делать то, что делает он, но после успехов в библиотеке ему и море было по колено. Подвал представлял собой лабораторию, набитую книгами, и чем-то внешне похожим чуть ли не на инструментарий алхимика. На столе лежал огромный выпотрошенный, разрезанный скальпелем карп, но его сердце странным образом все еще продолжало биться, словно Пиккетт своим вторжением прервал незаконченный эксперимент.
Так оно и было. Они вышли из тени и отрезали ему пути к отступлению, почти как если бы ждали его прихода. Он несколько часов просидел привязанный к стулу, ждал почти до самого рассвета, не в состоянии уснуть. Человек, орудовавший скальпелем – старый китаец, похожий на Фу Манчу с сережками в форме золотых рыбок, – вел себя с ним по-дружески, хотя не из сострадания, а, казалось, из уверенности, что Пиккетт уже покойник, а потому не представляет собой угрозы, и говорить с ним можно без всякой боязни.
Триста лет – таков был его возраст, по крайней мере, такой возраст он назвал Пиккетту. Тот ему поверил. А почему бы и нет? Он определенно выглядел на эти годы своими какими-то смутными и не поддающимися определению свойствами, словно он по меньшей мере видел три сотни лет мятежей, тайн и чудес. Он резецировал какую-то маленькую железу у карпа, железу, из которой он, по его словам, создавал эликсир, так ревностно охраняемый Пенниманом. Это была сыворотка долголетия, средство для купирования того разрушительного воздействия, что владение монетами оказывало на человека.
– Мистеру Пенниману крайне необходим этот эликсир, – сказал старик, покачивая головой, словно этот факт погружал его в печаль. – Крайне необходим. Его доставили ко мне на носилках, мумией, которая не могла ходить, почти не могла глотать. А теперь… – Он пожал плечами, словно Пиккетт и сам мог в этом убедиться. – Он хороший клиент. Очень хороший клиент.
Хан Кой улыбнулся и предложил Пиккетту унцию этого эликсира на апельсиновом соке; вероятно, ему казалось забавным открывать человеку путь к бессмертию, зная, что в следующую минуту того лишат жизни.
Когда Пиккетта повезли в «Бамбуковый рай», он не сомневался, что Пенниман всего лишь клиент Хан Коя, давешний и очень ценный клиент, но не партнер. Пенниман хорошо платил за эликсир – что подтверждал и корешок чека – а потому Хан Кой был рад возможности оказать ему услугу: задержать на несколько часов до рассвета чрезмерно любопытного Пиккетта, пока он, Пенниман, не проснется и не будет готов задать несколько щекотливых вопросов.
Пиккетт отхлебнул кофе и покачал головой, вспоминая прошедшую ночь. Она была длинной. Его отвезли в ресторан, провели внутрь, не связывая, они были весьма уверены в себе. Они закрыли дверь на замок и отправились на кухню заваривать чай. Пиккетт сразу же бросился к телефону-автомату, набрал номер Эндрю, но едва успел произнести одно предложение, как они навалились на него. После этого его заперли в туалете, где он и сидел, думая, что первым человеком, которого он увидит, когда дверь откроется, будет Пенниман. Но оказалось, что это Эндрю…
– Бегство было довольно впечатляющим, правда?
Пиккетт кивнул.