Земля обетованная...

— Покамест это условно, как мера предупреждения, Хаим бен-Исраэль Волдитер… И да будет это твоим уделом, если вовремя не свернешь с неправильного пути, по которому начал делать первые шаги, а мне и на всем Израиле да почиют божий мир и благодать… Господь да сохранит народ свой от всякого зла!..

Настойчивость, с которой служители раввината добивались его развода с Ойей, расстроила Хаима. И хотя ему было плохо, кружилась голова, подкашивались ослабевшие ноги, решение его оставалось непреклонным: он не расстанется со своей любимой.

Покинув раввинат, Хаим стал успокаиваться, и постепенно мысли вновь вернулись к тому, что заботило его главным образом: где найти работу. Надо было зарабатывать на хлеб…

Но дома Хаима поджидала страшная весть. Еще утром Моля перерезала себе вены… Ее нашли без сознания. По пути в больницу в карете «Скорой помощи» она скончалась от потери крови…

14

Самоубийство Моли особенно потрясло Ойю: она плохо спала, раньше без устали хлопотавшая по хозяйству, теперь часами просиживала, тупо уставясь в одну точку, или бесцельно слонялась по своей раскаленной от солнца комнатушке, часто плакала.

Хаим всячески успокаивал ее, делал вид, что сердится на то, что она пренебрегает своим здоровьем и здоровьем младенца, которого они ждут. Ойя понимала, что Хаиму тяжело уйти из дому по своим делам, оставив ее в состоянии безутешного горя, но не могла совладать с собой. Провожая его, она пыталась приободриться, улыбнуться, а в глазах ее блестели слезинки, и губы мелко вздрагивали. Прощаясь, Хаим тоже улыбался, но на душе у него было тяжко.

Миновав ворота, Хаим в раздумье остановился. Куда идти? Последовать ли настойчивому совету покойной Моли и отправиться в раввинат или «наплевать на него с высоты Сионской горы», как говорил маклер, поносивший хасидов, хнокелэй и прочих служителей раввината. «А что, собственно, они мне сделают, если я являюсь к ним через несколько дней? Не боюсь я их… Никого ровным счетом я не обворовывал и никого не убивал… В самом деле!»

И Хаим отправился на поиски работы. Снова побрел на яффскую станцию. В тот день там можно было бы неплохо подзаработать, но грузчики еще с раннего утра распределили всю работу между собой. Радостно возбужденные, они принялись распекать его:

— Скоро обед, а он только заявляется…

— Ну как же! Привык у Соломонзона!

— Приказчики всегда приходят, когда им заблагорассудится! Не знаешь разве?!

— Да нет же, нет! Он просто провалялся со своей чернявой! Она ведь киприотка… Знаешь, какие это женщины, у-у-ух!

Хаим сконфуженно улыбался, краснел и бледнел. Ответить было нечего. Про себя же с горечью подумал, что задержался он, утешая Ойю. Но так и не успокоил ее. Да и сюда пришел к шапочному разбору.

За разгрузочной площадкой в тени сидели грузчики, как и Хаим, опоздавшие и поэтому оставшиеся без работы. Одни играли в кости, другие о чем-то оживленно разговаривали. Хаим подошел к ним, подсел к знакомому грузчику и попросил его объяснить, о чем говорит тощий араб с испитым лицом курильщика гашиша. Не один год работал он на станции, но минувшей осенью, когда начались военные действия между Англией и Германией и работы поубавилось, подался на поиски лучшей жизни. Сунулся было на хайфский нефтеочистительный завод.

— Завод там, как город, клянусь пророком! — говорил он. — Рабочими кишит больше, чем развалины храма ящерицами… Нефть течет днем и ночью по трубам прямо из Ирака!.. Если так, думал я, найдется и мне работа… Почему бы нет? Ждал долго. Долго, да напрасно. Нищий феллах подсказал, что идти надо в Содом. Я пошел. Концессия там… Иорданцев в Содоме — как песчинок в пустыне, — продолжал араб, отчаянно жестикулируя.. Руки его были жилистыми, худыми и потому казались очень длинными. — Меня сразу приняли. Только работа там для верблюда, клянусь пророком!

— Вах-ва, Фаик! — удивленно воскликнул араб в белой чалме. — Ты, брат мой, разве не слышал, что в Содоме добывают калийные соли?

— Правда твоя, — согласился рассказчик. — Слыхал, только не верил. Думал, злые языки сбивают людей с толка. Испытал на собственных костях и поверил. Англичанин там говорит: «Выпаришь, Фаик, тонну калия — получишь фунты!» А когда Фаик фунты получает, глаза у него уже больше, чем уши у мула, руки и ноги тонкие и гнутся, как оливковые ветки, а колени и локти разбухают, как горб у верблюда, и дышит несчастный Фаик, будто загнанный осел… Пророк — свидетель! Это «Палестайн поташ-компани»! Концессия…

— Лучше б ты подался в Натанью, — сказал кто-то. — Там, говорят, можно неплохо заработать… И даже профессию получить!

— Когда у осла рога вырастут, тогда, брат мой, приобретешь в Натанье профессию, — с усмешкой ответил араб в белой чалме. — Там алмазные мастерские, и хозяева охотнее принимают европейцев, а палестинцев — будь ты израильтянин или араб, — если и принимают, то только на работенку, что не легче выпаривания солей в Содоме…

Сосед Хаима шепнул ему, что араб в белой чалме был когда-то учителем.