Земля обетованная. Пронзительная история об эмиграции еврейской девушки из России в Америку в начале XX века

Было бы излишне утверждать, что намёки и пророчества не беспокоили меня в тот момент, когда я привела в ужас школьный двор, заявив, что Бога не существует, полагаясь на утверждения моего отца; и защищала своё право на атеизм, опираясь на Конституцию. Я считала себя абсолютно, восхитительно, навечно освобожденной от ига неоправданных суеверий. Меня переполняло дикое возмущение и жалость, когда я вспоминала, как безжалостно мучили моего бедного брата, за то, что он не хотел сидеть в хедере и учиться тому, что, в итоге оказалось ложным или бесполезным. Теперь я понимала, почему бедный реб Лебе не смог ответить на мои вопросы, дело было в том, что правду за пределами Америки не говорили даже шёпотом. Я была в восторге от своей просвещённости и с нетерпением ждала возможности продемонстрировать её. Именно мисс Диллингхэм, которая так много мне помогала, и в этот раз неосознанно подвергла меня первому испытанию, результат которого поверг меня в шок, от которого я не могла оправиться много дней. Однажды она пригласила меня на чай, и я очень волновалась. Это был мой первый визит в настоящую американскую семью, я впервые буду есть за одним столом с гоями, да ещё и христианами. Пойму ли я, как правильно себя вести? Я не знаю, выдала ли я чем-то своё беспокойство, я уверена только в том, что смотрела во все глаза и ловила каждое слово, чтобы не упустить ничего, чем я могла бы руководствоваться. В конце концов, это было привычным для меня состоянием, так что, полагаю, я выглядела естественно, независимо от того, насколько сильно таращилась. Я привыкла считать свои манеры за столом безупречными, но Америка не Полоцк, как любил повторять мой отец, поэтому я очень осмотрительно пользовалась своими ложками и вилками. Я была достаточно хитрой, чтобы попытаться скрыть свою неуверенность, я намеренно делала всё немного медленнее, дожидаясь, пока кто-то за столом возьмёт нужный столовый прибор, прежде чем брать его самой.

Все шло хорошо, пока мне не передали блюдо, на котором лежал неизвестный мне вид мяса. Инстинкт подсказывал мне, что это была запрещённая ветчина, и я, свободный человек либеральных убеждений, боялась к ней прикасаться! Я испытала ужасное мгновение удивления, унижения и презрения к себе, но, тем не менее, взяла кусок ветчины, и опустила глаза в тарелку, чтобы скрыть своё замешательство. Я была в ярости из-за своей слабости. Я, бросившая вызов по крайней мере двум религиям, защищая свободу мысли, боялась розового куска свиной плоти! И я стала измельчать свою ветчину до состояния неделимых атомов, намереваясь съесть её больше, чем кто-либо за столом.

Увы! Я поняла, что есть в защиту принципов не так просто, как говорить. Я ела, но лишь недавно отрёкшийся от своей веры еврей может понять, как меня коробило, как протестовало моё внутреннее Я, какое немыслимое отвращение я при этом испытывала к себе. Даже тот спартанский мальчик*, который позволил украденному лисёнку, спрятанному под туникой, съесть свои внутренности, лишь бы не быть уличённым в краже, не проявил таких чудес самообладания, как я, когда я ела нееврейскую пищу за чайным столиком своего друга.

Подумать только, такая нелепая вещь, как жалкий кусочек мяса, стала символом и испытанием для столь возвышенных вещей!

Удивительно, что в сознании ещё не успевшего повзрослеть ребёнка нашли отражение борьба и триумфы веков! Снова и снова я открываю для себя, что как человек я – удивительное существо; что являясь самой собой, я воплощаю образ Вселенной; что, будучи живой и здравомыслящей в начале этого двадцатого века, я представляю собой вместилище всей мудрости мира. Я – наследница веков, и всё, что было, живёт во мне, и будет дальше жить в моём бессмертном «Я».

Глава XIII. Рай для ребёнка

Всё то время, пока я училась и занималась исследованиями на границе между старой и новой жизнью; делала поспешные выводы, и порой оступалась; находила вдохновение в обычных вещах и толкования в скучных; с нетерпением взбиралась по лестнице знаний, устремив взгляд на увенчанные диадемой из звёзд горные вершины амбиций; налаживала дружеские отношения, которые должны были стать моей опорой в юности и обогатить мою женственность; училась ценить себя, и ещё больше свой мир; в то время как я упорно собирала урожай своего наследия, посеянного в тусклом прошлом и созревшего под солнцем настоящего, что делала моя сестра?