Земля обетованная. Пронзительная история об эмиграции еврейской девушки из России в Америку в начале XX века

Рэйчел и Китти, и Мэгги, и Сэйди, и Энни, и Бекки окружили меня, атакуя вопросами, насмехаясь надо мной, угрожая адским пламенем и полным исчезновением. Я упорно не сдавалась под их напором, хотя мои доводы были крайне неубедительными. Я бойко повторяла фразы, которые слышала от своего отца, но у меня не было истинного понимания его атеистических доктрин. Этот спор застиг меня врасплох. У меня не было искреннего интереса к этому вопросу, я размышляла о других вещах. Но по мере того, как число моих оппонентов росло, и я видела, как единодушно они осуждают меня, моё равнодушие переросло в волну негодования. Сам повод для спора по-прежнему не представлялся мне значимым, но я чувствовала, что толпа свободных американцев оспаривает право своего согражданина на свободу вероисповедания. Из того, чему учил меня отец, я знала, что это преследование противоречит Конституции Соединенных Штатов, и стояла на своем, как и подобает защитнице правого дела. Джордж Вашингтон не стал бы обращаться со мной, как Рейчел Голдштейн и Китти Мэлони! «Это свободная страна», – напомнила я им в разгар спора.

Волнение во дворе напоминало маленький бунт. Когда прозвенел школьный звонок, и дети стали заходить в школу, я оставалась снаружи до тех пор, пока не ушёл последний мой оппонент, хотя обычно я очень быстро возвращалась в класс. И когда враги американской свободы толпились и толкались, шепча тем, кто ещё не слышал, что среди них был обнаружен еретик, учительница, которая вела их строем по коридору, была вынуждена ругать и призывать к порядку особо шумных; Сэди Коэн с трепетом рассказала ей, в чём причина переполоха.

Мисс Блэнд подождала, пока дети зайдут в класс, а затем вселяющим надежду тоном попросила меня изложить свою версию истории. Что я и сделала осипшим голосом, но бесстрашно, и учительница, которая была тактичной женщиной, не смеялась надо мной и не озвучивала своих убеждений. Она сожалела о том, что дети были грубы со мной, но она думала, что они не будут больше меня беспокоить, если я не стану впредь поднимать эту тему. Она дала мне понять, как когда-то это сделала мисс Диллингхэм по поводу моего шепота во время молитвы, что правильным американским поведением является отказ от религиозных споров на территории школы. Я чувствовала себя польщённой таким персональным посвящением в доктрину отделения церкви от государства, и отправилась на своё место с большим достоинством, спокойствие моей учительницы уняло мою тревогу относительно безопасности Конституции.

Это повествование не только о втором поколении, так что я вполне могу вкратце рассказать о том, как отразилось на моей матери то, что мой отец взял на себя обязательство очистить свой дом от суеверий. Процесс её освобождения, действительно, не был для меня очевиден в то время, но внешние проявления её поведения, которые я наблюдала, я интерпретирую сквозь призму своего последующего опыта, так что сейчас я понимаю, почему происходит так, что круглый год моя мать придерживается того же выходного дня, что и её соседи-гои, но когда в Йом-Кипур трубят в бараний рог*, призывая Израиль очистить своё сердце от греха и приблизиться к Богу своих отцов, в её душе пробуждаются былые чувства, и она ощущает необходимость присоединиться к древней службе. Со временем я поняла, что она отбросила шелуху и сохранила ядро иудаизма, но для этого инстинктивного процесса отделения зёрен от плевел потребовались годы.