Но мне пришлось заплатить свою цену за почести. При всём моём самообладании, я была весьма стеснительной. Даже когда я декламировала стихи перед знакомой аудиторией моих одноклассников, во мне зарождался сценический страх, и мой голос дрожал при произнесении первых слов. Когда в классе были посетители, я волновалась ещё больше, а когда я становилась объектом их пристального внимания, мой триумф омрачал сильный стресс. Если меня вызывали побеседовать с гостями, то сорок пар глаз сверлили мне спину, пока я шла. Я спотыкалась в проходе и роняла вещи, которые даже не были у меня на пути, и из-за своей неловкости я смущалась ещё больше, я бы с радостью поменялась местами с Лиззи или плохим мальчиком на заднем ряду – что угодно, лишь бы стать менее заметной. Когда я обнаруживала, что пожимаю руку августейшему члену школьной комиссии или учителю из Нью-Йорка, остатки моего самообладания растворялись в благоговейном страхе, и я отвечала хриплым от волнения голосом, когда меня просили рассказать, как меня зовут, откуда я родом и что-то о себе. В целом, я сомневаюсь, что член школьный комиссии видел очень перспективное существо в маленькой девочке с серьёзным лицом, мелкими кудряшками и в безобразном красно-зелёном клетчатом платье.
Эти пугающие аудиенции не всегда заканчивались рукопожатием. Иногда выдающиеся личности просили меня написать им и обменивались со мной адресами. Некоторые из этих переписок длились годами, и были источником большого удовольствия, по крайней мере, для одной стороны. А на Арлингтон-стрит замечали, когда я получала письма на бланках, которые выглядели солидно или даже аристократично. Лиззи МакДи тоже замечала. Я об этом позаботилась.
Глава XII. Чудеса
Но пальцем на меня не всегда показывали с восхищением. Однажды я оказалась в центре оживлённой группы девочек посреди школьного двора, которые, перебивая друг друга, осуждали меня. Поскольку в ответ на их вопрос я хладнокровно заявила, что не верю в Бога.
Как я пришла к такому убеждению? Как я пришла от молитвы, поста и пения псалмов к крайней нечестивости? Увы! Моё вероотступничество обошлось без душевных терзаний. Моя вера всегда была слаба, я играла в добродетель так же, как играла в солдатики, под настроение, при первой же возможности, ещё в Витебске, я забросила свои религиозные книги, отдав предпочтение светской литературе, и с тех пор никогда не брала в руки молитвенник. Когда я вернулась в Полоцк, Америка была так близко, что моё воображение было целиком ею поглощено, и я не возвращалась больше к тайным экспериментам, с помощью которых прежде проверяла природу и замыслы Божии. Для меня важнее было то, что я еду в Америку, чем то, что я, возможно, не попаду на Небеса. И когда мы присоединились к моему отцу, и я увидела, что он не носит священный талит, не надевает филактерии и не молится, я не была ни удивлена, ни шокирована, памятуя о той ночи в Шаббат, когда он собственноручно погасил светильник. Когда я увидела, как он выходит на работу в Шаббат точно так же, как и в любой другой день недели, я поняла, почему Бог не поразил меня молнией в тот раз, когда я намеренно вынесла что-то в кармане из дома в священный день – Бога не существует, как не существует и греха. И я побежала играть, радуясь тому, что теперь я так же свободна, как и другие маленькие девочки на улице, а не окружена со всех сторон запретами и обязанностями. И всё же, если бы непреложную истину иудаизма донесли до меня не обёрнутой в пестрые лохмотья формализма, я, вероятно, не предала бы свою веру с такой лёгкостью.
Именно Рейчел Голдштейн побудила меня признаться в атеизме. Она спросила, собираюсь ли я пропустить школу в Песах, и я ответила «нет». Разве я не еврейка – хотела знать она. Нет, я атеистка. Как это? Я не верю в Бога. Рейчел была в ужасе. Даже Китти Мэлони верит в Бога, а она всего лишь католичка! Она обратилась к Китти.
«Китти Мэлони! Иди сюда. Разве ты не веришь в Бога? Ну, что я тебе говорила, Мэри Антин! А Мэри Антин говорит, что в Бога не верит!»
Ужас Рейчел Голдштейн повторяется. Китти Мэлони, которая дразнила Рейчел за еврейский акцент, мгновенно становится её говорливой союзницей и продолжает нападать на меня, засыпая критическими вопросами.
«Ты не веришь в Бога? Тогда кто сотворил тебя, Мэри Антин?»
«Природа создала меня».
«
«Это… всё. Это деревья… нет, это то, что заставляет деревья расти. Вот что это такое».
«Но деревья сотворил Бог, Мэри Антин», хором произносят Рэйчел и Китти. «Мэгги О’Райли! Послушай Мэри Антин. Она говорит, что Бога нет. Она говорит, что её создали деревья!»