Не подумайте, что я проводила всё своё время, или даже основную его часть, во вдохновенном уединении. Куда большая часть моего дня была посвящена играм – искренним, энергичным, шумным играм, привычным для американских детей. В Полоцке меня уже начали считать слишком взрослой для игр, за исключением карточных игр или организованного веселья. Здесь я оказалась среди детей, которые ещё играли, и охотно вернулась в детство. Товарищей по играм у меня было много. У энергичного маленького партнера моего отца была маленькая жена и большая семья. Они жили в небольшом коттедже по соседству, и для меня до сих пор загадка, как эта лачуга выдержала бурное присутствие их выводка. Юное поколение Уилнеров являло собой богатый ассортимент мальчиков, девочек и близнецов, любого возраста, роста, характера и пола. Они сновали туда-сюда весь день напролёт, вытаптывая дверной порог и стирая землю в порошок. Они свешивались из окон, как обезьяны, ползали по крыше, как мухи, и словно птицы вспархивали с деревьев. Даже такой маленький человек, как я, никуда не мог пойти, не будучи сбитым с ног Уилнером, и я никогда не могла сказать, кем именно из Уилнеров, потому что никто из них никогда не стоял на месте достаточно долго, чтобы его можно было опознать, а также потому, что у них, как я подозревала, была привычка обмениваться бросающимися в глаза предметами одежды, что очень сбивало с толку. Вы могли предположить, что маленькая мать, должно быть, чувствовала себя совершенно растерянной и ошарашенной в этой толпе сорванцов, но вы ошибаетесь. Миссис Уилнер была исключительно величественной маленькой личностью. Она управляла своим потомством с предельным хладнокровием и строгостью. Даже самого старшего сына она прижимала к ногтю, а то и прикладывала к нему руку. И если на улице они наслаждались полной свободой, то дома юные Уилнеры жили по часам. В пять часов вечера семь дней в неделю детей партнера моего отца можно было увидеть сидящими в ряд по обе стороны обеденного стола. По этому случаю их даже можно было различить, поскольку все они были умыты. Тогда и было самое время их пересчитать: за столом было двенадцать маленьких Уилнеров.
Мне как-то удалось сохранить свою индивидуальность в этой толпе, и хотя я была под впечатлением от их численности, я даже осмелилась выбрать себе друзей из числа Уилнеров. Особенно мне нравились один или два младших мальчика, с которыми мы играли в прятки или резвились на пляже. Мы плескались, как утки, практически не вылезая из воды. Однажды мы с одним из мальчиков отправились гулять по отмели, чтобы проверить, кто из нас осмелится зайти дальше. Был отлив, и вода не доходила нам даже до колен, когда мы стали оглядываться назад, чтобы посмотреть, видны ли ещё знакомые предметы. Мне казалось, что мы гуляем уже несколько часов, но мы всё ещё были на мелководье, и вода была спокойной. Мой спутник шёл вперёд, и я последовала его примеру. Внезапно волна чуть не сбила нас с ног, и мы одновременно вцепились друг в друга. Накатила волна поменьше, и по поверхности воды пошла лёгкая зыбь, а море издало вздох. Начинался прилив, возможно, приближался шторм, а мы были в милях, ужасных милях от берега.
Мальчик и девочка повернулись, не проронив ни слова, четыре решительных босых ноги вспарывали воду, взгляд четырёх испуганных глаз был устремлён в сторону берега. Сквозь вечность неимоверных усилий и страха они молча бежали вперёд, смерть наступала им на пятки, гордость всё ещё жила в их сердцах. В конце концов, они достигли отметки уровня воды – за шесть часов до полного прилива.
Каждый из них видел испуг другого, и каждый был этому рад. Но в своём владении языком был уверен только мальчик.
«Ну что сдрейфила, я ж говорил!» – дразнит он. Девочка достаточно поняла и способна ответить:
«Ты умеешь швиммен[12]
, а я нет».«Можешь не сомневаться, я-то точно швиммен умею», – издевается он. И девочка уходит злая и обиженная.
«Я и на руках ходить могу», – кричит ей вслед мучитель. – «Эй, салага, может глянешь?»
Девочка идёт вперёд и даёт себе клятву больше никогда не ходить с этим грубым мальчишкой ни по земле, ни по морю, даже если воды расступятся по его велению.